что было, ни о том, что будет. Мы просто живём тем моментом, который у нас есть здесь и сейчас. Всё идёт… просто идёт.

Пока не наступает вторая пятница после моего возвращения домой из больницы. Серёжа не приезжал ни вчера, ни позавчера, поэтому я жду его сегодня.

Когда раздаётся звонок в домофон, открываю его с телефона, не спрашивая «кто». Я и так знаю, кто там.

Устроившись на подушках полусидя, торопливо смотрю в зеркало. Волосы я помыла сегодня утром, Алёнка даже помогла мне сделать что-то вроде укладки. Шёлковая пижама изумрудного цвета небрежно растёгнута на две пуговицы на моей груди. Подумав ещё немножко, оставляю одну.

Когда в спальню заходит мама, мне едва удаётся сдержать разочарованный вздох. Обычно она приезжает днём! Что изменилось?

— Привет, дорогая! — целует меня в щёку. Замечаю хлопья снега в её волосах.

— Зима пришла? — спрашиваю изумлённо. Пока я сидела дома, столько всего произошло. Жизнь не стоит на месте.

— Ага! Прям валит, — отвечает мама. — Я ненадолго. Привезла домашненького. Мы на выходные в посёлок, — смотрит на меня, оценивая реакцию.

Киваю, мол, хорошо.

— Ты справишься тут одна? Мы бы остались, но… Надо бы съездить, проверить. Соседи говорят, ветер такой, что газ тухнет. Не дай бог, там отопление выключилось. Всё перемёрзнет…

— Конечно, мам, — говорю понимающе. — Надо съездить и проверить. Со мной всё будет в порядке. Наверняка ты целую гору наготовила, — укоризненно.

— Тебе надо питаться как следует.

— Я хорошо ем, мам. Правда. У меня предчувствие, что к девятому месяцу я превращусь в огромного жирного тюленя.

— Скажешь тоже. Разогреть тебе чего-нибудь? Там голубчики есть. Как ты любишь.

Отрицательно кручу головой.

— Нет, мамуль, я недавно поела. И…

Звук домофона прерывает нас.

— Сергей, наверное, — пожимает плечами мама. — Сказала же, подожди в машине. Я быстро. Не выдержал… — усмехается, закатывая глаза.

Идёт в прихожую, чтобы открыть дверь.

Я понимаю, что что-то пошло не так примерно через три минуты, когда оттуда доносится знакомый голос.

Гостем действительно оказался Сергей. Только вот не мой отец, а… Алёхин.

Лежу, не в силах пошевелиться. В общем и в целом мне разрешено вставать с постели не более сорока минут за целый день. Я экономлю их, как могу, до ужаса опасаясь нарушить запрет врача.

Мучительно вслушиваюсь. Говорят о чём-то. Господи. Кажется, мама… Она что, смеётся?!

Кокетливый мамин смех доносится до моих ушей. По мере того, как он становится всё более заливистым, мои глаза распахиваются шире, так и угрожая выпасть из орбит.

Нет, так не пойдёт. С этим определённо надо что-то делать. Пора вмешаться.

Перекатившись на бок, осторожно сползаю с постели. Сую ноги в пушистые тапки, валяющиеся недалеко от кровати.

Начинаю движение к источнику шума, аккуратно переставляя ноги.

В прихожей у двери уже никого. Наверное, они переместились на кухню.

Ползу медленно, как черепаха. Боюсь делать быстрые или слишком резкие движения.

Когда я наконец достигаю двери в кухню, проходит минут пять, не меньше.

Открывшаяся моим глазам картина заставляет мою челюсть отвиснуть.

Серёжа сидит за столом. Кажется, он… Ест мои голубцы?!

Мама хлопочет вокруг него, хихикая, на мой взгляд, слишком наигранно и нервно.

— Ещё сметанки, Серёженька?

Стоп. Что? Серёженька!?

Решительно прочищаю горло. Спрашиваю строго:

— Что здесь происходит? — при этом многозначительно смотрю на маму.

Она делает такие круглые глаза, что мне хочется засмеяться в голос.

— О, детка. Ты уже проснулась?

— Я не…

— Надеюсь, ты хорошо выспалась, — продолжает гнуть свою линию, по всей видимости, претендуя на следующий Оскар за главную женскую роль.

Серёжа поднимается из-за стола.

— Ты зачем встала?

Поддерживая меня, помогает дойти до дивана. Ловлю выразительный взгляд мамы. Она смотрит на нас, сложив руки у груди в полном умиления жесте.

Делаю ей знак глазами. Мол, уймись!

— Значит, вы уже познакомились? — прощупываю почву.

Мама опять смеётся этим своим «очаровательным» смехом.

— Во избежание недоразумений, — выразительно сверлю её глазами. — Это моя мама, Лилия Валерьевна. А это — Сергей Алёхин, — мама на этом моменте прекращает смеяться. — Родной брат Алёны. И мой друг, — ставлю точку.

— Оу.

— Да, мам, — качаю головой в утвердительном жесте. Мол, это не то, что ты себе вообразила.

Она тут же берёт себя в руки. Вполне нормальным тоном обращается к невозмутимому Алёхину:

— Что же Вы не едите Серёжа? Остынет. Тебе положить, Ириш? — спрашивает у меня.

— Нет, мам. Если не трудно, просто поставь чайник.

На кухне повисает тягостное молчание. Один Алёхин, как ни в чём не бывало, сидит за столом, уминая голубцы моей мамы.

— Спасибо, Лилия Валерьевна, — отодвигает тарелку. — Очень вкусно. Всё-таки старая школа вне конкуренции.

— Правда? — мамины глаза вновь искрятся от восторга. Разве что вылетающих оттуда сердечек не хватает для полноты картины.

— Сергей, между прочим, готовит на уровне профессионала, мам. Так что из его уст это лучший комплимент.

— Ой, ну вы меня засмущали совсем! — мамины щёки розовеют. — Чаю, Серёженька?

— Мы сами, мам. Папа там тебя заждался, наверное? — выразительно приподнимаю бровь.

Кажется, она понимает мой намёк. Которого, между прочим, как такового и нет! Просто там действительно папа ждёт!

— Да, мне, наверное, уже пора. Приятно было познакомиться, Серёженька. Надеюсь, ещё увидимся!

Целует меня в обе щёки.

— Береги себя, — бросает назидательное.

Серёжа уходит в прихожую, чтобы закрыть за ней дверь. Роняю лицо в ладони. О Господи боже. В первый раз вижу свою маму такой! Они бы с Мариной Васильевной точно подружились!

Когда Алёхин возвращается на кухню и смотрит на меня, явно веселясь, дразню его:

— Может быть чаю, Серёженька?

— Твоя мама — очень милая женщина.

— О дааа…

Усмехаясь, идёт к плите. Пока Серёжа готовит нам чай, я пытаюсь подняться, чтобы доковылять до стола.

— Сиди, — останавливает меня поднятой вверх ладонью. — Здесь накрою, — кивает на журнальный столик рядом с диваном.

С облегчением опускаюсь обратно. Расположившись поудобнее, жду.

Он приносит две чашки, наполненные горячей ароматной жидкостью. Ставит рядом блюдечко с нарезанным дольками лимоном. В последнее время мне постоянно хочется кислого.

Когда Серёжа водружает на стол коробку с тортом, удивлённо смотрю на него.

— Что за повод?

Небрежно пожимает плечами. Звенит ложками, доставая их из выдвижного ящика с посудой.

Мысли скачут в моей беременной голове словно бешеные зайцы, не в состоянии сложиться в цельную картину. Когда Серёжа заносит большой нож над глазированной шоколадом поверхностью, восклицаю нервно:

— Стой!

Таращится на меня, слегка опешив.

— Ты — скорпион! — указываю на него пальцем, шокированная.

Мягко улыбается мне. Шепчу:

— С днём рождения…

— Спасибо, — опять заносит нож.

— Стой!

— Можно я всё-таки отрежу кусочек? — интересуется скептически.

— Нет. В смысле, да.