— Где она, Джеймс?

Джеймс Джессоп поднял свою руку и указал в темноту леса, затем повернулся и ушел: заросли кустов сомкнулись за его спиной, и я больше не мог его видеть.

Я поехал обратно в Уотервилл, чтобы встретиться с Эйнджелом и Луисом; мою руку все еще покалывало от прикосновения призрака ребенка. Озеро Святого Фройда казалось неописуемо пустынным. Я все еще слышал вопли птиц, звенящие у меня в ушах, непрекращающийся хор стенаний по умершим. Образы хлопающей на ветру парусины, груд земли, холодной воды, потемневших от времени костей теснились в моем мозгу, пока не слились в единую картину. На этом фоне Джеймс Джессоп удалялся в чащу леса, где невидимая женщина в летнем платье ждала, чтобы увести его отсюда.

Я почувствовал прилив благодарности к той, которая ждала его на краю тьмы за то, что ему не придется проделывать этот путь в одиночестве.

И еще я надеялся, что есть кто-то, кто ожидает каждого из нас в конце пути.

* * *

В Уотервилле я припарковал машину около магазина «Эймс» и стал ждать. Прошел почти час, и вот, наконец, из-за поворота на главную улицу появился черный «лексус» и остановился в дальнем ее конце. Я видел, как Эйнджел выходит из машины и спокойно двигается к углу Главной улицы и Темпл-стрит, затем сворачивает к тыльной стороне здания штаб-квартиры Братства на перекрестке около китайского ресторана «Хайнаньские легенды», убедившись предварительно, что на улице никого нет. Я запер свой «мустанг», встретил Луиса, и мы вместе пошли по Темпл-стрит, чтобы присоединиться к Эйнджелу. Он вручил каждому из нас по паре перчаток. Рукой в такой же в перчатке он уже придерживал только что открытую дверь.

— Думаю, мне придется внести Уотервилл в список мест, где я не собираюсь жить на пенсии, — заметил Эйнджел, когда мы вошли в здание. — После Боготы и Бангладеш.

— Я передам эту печальную новость чиновникам Торговой палаты, — ответил я ему. — Не знаю, как они это переживут.

— Ну, а где ты планируешь поселиться на пенсии?

— Возможно, я не доживу до того момента, когда это станет актуальным.

— Парень, ты все правильно понимаешь, — заметил Луис. — Старуха с косой, возможно, уже внесла твое имя в список номеров, по которым следует дозваниваться в ускоренном режиме.

Мы последовали за Эйнджелом вверх по застеленной тонкой ковровой дорожкой лестнице, пока не уперлись в деревянную дверь с небольшой пластиковой табличкой, привинченной на уровне глаз. На ней была простая надпись: «Братство». На правом косяке оказалась кнопка звонка на случай, если кто-нибудь проскользнет через парадный вход мимо мисс Торрэнс, которая кидалась на посетителей, как голодный ротвейлер. Я вытащил свой портативный фонарик и посветил в замочную скважину. Конечно, пришлось принять определенные меры предосторожности, обернув стекло фонарика полупрозрачной лентой так, чтобы остался только узкий лучик света размером с монетку. Эйнджел вынул из кармана отмычку и в пять секунд открыл дверь. Внутри свет с улицы освещал приемную с тремя пластмассовыми стульями, деревянным столом с телефонами и книгой для записей. В углу стоял шкаф для документов, по стенам были развешаны картинки, изображающие рассвет, маленьких деток и голубей.

Эйнджел покопался в замке шкафа и, когда тот щелкнул, вытащил верхний ящик. Посветив фонариком внутрь, он увидел стопки трактатов, опубликованных самим Братством, и других, которые, видимо, были одобрены Братством. Среди них были: Христианская семья; Разные нации — разные правила; Враги человечества; Евреи: Правда о «богоизбранном» народе; Убийство будущего: Данные об абортах; Папочка больше не любит меня: Развод и американская семья.

— Взгляни-ка на это, — сказал Эйнджел. — Естественное право — неестественные действия: Как гомосексуальность отравляет Америку.

— Может быть, они учуяли твой лосьон после бритья, — ответил я. — Есть там еще что-нибудь в других ящиках?

Эйнджел быстро просмотрел их.

— Да нет, все то же самое.

Он открыл дверь в центральный офис. Эта комната оказалась обставленной более элегантно, по сравнению с приемной. Стол был значительно более дорогостоящим, позади него стоял стул с высокой спинкой, обтянутый кожзаменителем; два диванчика из того же материала стояли у стены, между ними располагался журнальный столик. Стены украшали фотографии Картера Парагона в разной обстановке, обычно в окружении людей, которые не находили ничего лучшего, как сиять от счастья, стоя с ним рядом. Солнечный свет постоянно падал на эту стену, поэтому некоторые фотографии выцвели или пожелтели по краям, а слой пыли дополнял и без того тусклую картину. В углу, под богато орнаментированным крестом, стоял другой шкаф для документов, более прочный и солидный, чем в приемной. Эйнджел открыл его лишь со второй попытки, но, когда он проделал это, его брови поползли вверх от удивления.

— Что там? — спросил я.

— Взгляни сам, — ответил он.

Я подошел и посветил фонариком в открытый ящик. Он был пуст, если не считать толстого слоя пыли. Эйнджел вытащил следующие ящики, но только в самом нижнем нашлось хоть что-то: бутылка виски и два стакана. Я задвинул ящик и снова выдвинул один из верхних: здесь была только пыль, и она лежала уже долгое время.

Разве что это особая, священная пыль, которая объяснит, почему ее запирают на замок, — предположил Эйнджел, — или здесь просто ничего нет и никогда не было.

— Это лишь фасад, — сказал я. — Все это заведение — только фасад.

Все так, как и говорила Эми, — Уотервиллская организация была просто прикрытием, чтобы обмануть простаков. Другое Братство, то, у которого есть реальная сила, существует где-то в другом месте.

— Здесь должны быть какие-то записи, — сказал я.

— Возможно, он хранит их где-то у себя дома, — предположил Эйнджел.

Я взглянул на него.

— Тебе что, больше нечем заняться?

— Чем прочесать дом этого парня? Ну, в общем, нет.

Он внимательнее посмотрел на замок шкафа.

— Я скажу тебе еще кое-что: кто-то пытался открыть этот замок до нас. Здесь следы. Они небольшие, но все равно видно, что работал любитель.

Мы опять заперли все двери и спустились вниз. У черного хода Эйнджел остановился и осмотрел замок с помощью своего фонарика.

— Заднюю дверь отпирали снаружи, — заключил он. — Здесь есть свежие царапины вокруг замочной скважины, но не я их оставил. Я не видел их раньше, наверно, потому что и не искал.

Больше нечего было добавить. Мы оказались не единственными, кому было интересно, что хранится в бумагах Картера Парагона, и я знал, что не мы одни ведем охоту на мистера Падда. Лестер Баргус тоже узнал об этом в последние минуты своей жизни.

* * *

В доме Картера Парагона было тихо. Мы оставили свои машины за дорогой в тени сосен и пошли вдоль стены забора, который окружал участок, к въезду позади дома, перегороженному шлагбаумом. Не было видно никаких видеокамер, хотя на стойке ворот и висело переговорное устройство, такое же, как на парадном входе в здание. Мы перелезли через стену, сначала я и Эйнджел, потом через некоторое время Луис. Спрыгнув на мягкую землю, он с неприязнью осмотрел следы, оставленные штукатуркой на его безупречных черных джинсах, но ничего не сказал.