В 6 часов вечера туман опять на короткое время прочистился; мы находились тогда в самом устье упомянутой губы, в расстоянии около 6 миль на NW от среднего из Оранских островов. Оконечности губы лежали от нас на противных румбах: мыс Желания на О, а другой, может статься Баренцев Ледяной мыс, на W. Берег в этом месте гораздо ниже простирающегося далее к югу; островерхих гор совсем не видно, но он сплошь покрыт снегом. Оранские острова были от него несколько свободнее и в некоторых местах как будто покрыты тундрой. Немного южнее мыса Желания находился в береге огромнейший ледник. Сплошной лед был в прежнем положении; мне казалось, однако же, что всю массу как бы приворачивает к берегу, потому что западная часть ее была к нам теперь ближе прежнего.

Пустота, нас тут окружавшая, превосходит всякое описание. Ни один зверь, ни одна птица не нарушали кладбищенской тишины. К этому-то месту можно во всей справедливости отнести слова стихотворца:

Чрезвычайная сырость и холод вполне соответствовали такой мертвенности природы. Термометр стоял ниже точки замерзания; мокрый туман проникал, кажется, до костей. Все это вместе производило особенно неприятное впечатление на тело, равно как и на душу. Оставаясь несколько дней сряду в таком положении, мы начинали уже воображать, что навсегда отделены от всего обитаемого мира. Невзирая, однако же, на то, люди наши, благодаря Бога, были все до одного здоровы и со свойственной мореходам беспечностью пели и забавлялись по обыкновению, насколько позволяли обстоятельства.

Вторник 13 августа. Весь день по-прежнему штилевали между льдом и берегом при самой неприятной погоде. Особенная прозрачность воды, сквозь которую можно было видеть каждое пятнышко на подводной части судна, заставила меня сделать точнейший над ней опыт. Белый кружок, привязанный к лоту, продолжал быть видим до глубины 12 сажен; с 13 же сажен скрывался. Нет сомнения, что в этом случае вода была так прозрачна, как она когда-либо здесь бывала, и потому нельзя не усомниться в уверении капитана Вуда, будто бы у Новой Земли на глубине 80 сажен можно видеть не только дно моря, но даже ракушки на нем. В 80 саженях едва ли возможно невооруженным глазом усмотреть ракушку, повешенную и на воздухе, который все же несравненно прозрачнее воды новоземельской.

Четверг 15 августа. До утра 15 августа мы весьма мало подались вперед по причине переменных противных ветров и жестокой зыби от W. В это время подул свежий северо-западный ветер, сделавший плавание наше успешнее.

Пятница 16 августа. Во все продолжение его берег был скрыт от нас густым мраком. 16 числа вскоре после полудни увидели мы Сухой Нос, от которого в 2 часа находились на NWtW в 11 милях. Обогнув его, легли мы прямо к Митюшеву острову; пасмурность на некоторое время прочистилась, и как этот остров, так и устье Маточкина Шара открылись весьма ясно. Но в 6 часов закрылось опять все в тумане, и мы, имея попутный ветер, вынуждены были привести к ветру и лавировать короткими галсами, выжидая удобнейшего времени.

Суббота 17 августа. На рассвете стало несколько яснее, и мы немедленно спустились к Маточкину Шару, руководствуясь картой Розмыслова, которую нашли, однако же, не совсем исправной; напротив того, на нашей карте взаимное положение всех главнейших пунктов было верно, свыше нашего ожидания, поскольку она составлена была только мимоходом. В седьмом часу поравнялись мы с мысом Столбовым, до которого глубина была 23 сажени, а от него стала уменьшаться постепенно до 15 и 10 сажен. Я намеревался остановиться в Староверском становище, что за Маточкиным мысом, где стоял штурман Поспелов, если б место оказалось к тому удобным, но когда мы с ним поравнялись, то увидели небольшую, открытую заводь, годную разве только для малых промышленных судов, почему продолжали идти к Бараньему мысу. Но в 8 часов сделался совершенный штиль, который вынудил нас положить якорь на глубине 13 сажен, грунт – ил, от Бараньего мыса на SW 59° в двух милях.

Мне предписано было остановиться в Маточкином Шаре для того, чтобы определить географическое его положение, и между тем, если ничто не препятствует, послать два гребных судна через этот пролив на восточный берег Новой Земли для обозрения его, сколько позволит время. Позднее прибытие наше к Маточкину Шару, причиненное разными непредвидимыми препятствиями, не позволило бы нам употребить на это никак не более 10 дней. Исключив из них время, нужное на проезды через пролив, в остальные затем четыре или пять дней возможно бы было, при благоприятных обстоятельствах, осмотреть восточный берег миль на 30 в обе стороны от Маточкина Шара, т. е. к N только то пространство, которое уже осмотрено штурманом Розмысловым, к S же миль на 10 или 15 более.

Рассчитывая, что таковая опись, на которую должны были бы мы посвятить все оставшееся нам время, нисколько бы почти не увеличила настоящих наших сведений о том береге и что время это с гораздо большей пользой можно употребить на обозрение южного берега Новой Земли и острова Вайгач, также еще вовсе неизвестных; и притом рассудив, что плаванье на гребных судах в таком климате и почти осенью сопряжено не только с изнурением людей, но и с большой для них опасностью, особенно же при восточных ветрах, которые дуют здесь и чаще и свирепее других, решился я, исполнив здесь все, относящееся собственно до Маточкина Шара, следовать без промедления к тому месту, где кончилась прошлогодняя наша опись, и, начиная оттуда, продолжить ее к SO так далеко, как по времени и обстоятельствам будет возможно.

В тот же день съезжал я с Софроновым, Смирновым, Прокофьевым и Литке на берег в Староверское становище. Заключение, которое мы сделали об этом месте, проходя мимо него, оказалось справедливым. Малые суда, которым можно лежать под самым берегом на 2½ или 3 саженях глубины, найдут здесь хорошее укрытие, но большому судну стоять здесь хуже, чем в устье Шара. По берегам ходили большие буруны, и мы с трудом только могли пристать. В вершину этой губы впадает речка Маточка, протекающая извилинами по довольно обширной, иловатой равнине, с трех сторон окруженной высокими и крупными горами.

Стрелки наши ехали с верной надеждой найти богатую себе жатву, но во все время бытности нашей на берегу не встретили мы ни зверя, ни птицы, ни какого другого живого существа, кроме стада пролетных гусей, которое мы спугнули, приставая к берегу. Мы не могли этому довольно надивиться, ибо после многолетнего покоя надлежало бы, кажется, всякого рода животным здесь еще более размножиться. Образчики камней и нескольких растений составляли всю добычу, с которой мы возвратились на судно.

Воскресенье 18 августа. На другой день солнце, проглянув несколько раз сквозь облака, доставило нам случай произвести все нужные наблюдения.

Некоторые из офицеров съезжали на северный берег пролива, где нашли ту же совершенную пустоту, какая царствовала на южном. По обычаю мореходов, посещающих этот край, поставили и мы на северном берегу, около одной версты к северо-западу от Бараньего мыса, крест с приличной надписью в память бытия нашего в Маточкином Шаре.

О достопримечательном проливе этом карта штурмана Розмыслова может дать лучшее понятие, нежели всякое описание. Карта эта, основанная на береговой описи, вернее, нежели заслуживает того это место, в которое наше судно, конечно, еще первое входило по карте. Но положение берегов, к S и к N от Маточкина Шара простирающихся, не столь на ней верно, потому что первый нанесен Розмысловым только с виду, когда он проходил мимо него, а к последнему он и не приближался. Но величайшая ошибка Розмыслова состоит в широте, которую он определил на 20' больше истинной. Эта погрешность была причиной другой мнимой несообразности его карты, которой я сначала никак не мог объяснить, полагая, что в его широте Маточкина Шара нет большой погрешности, и найдя широту мыса Бритвина 72°50', не постигал я, как мог он столько ошибиться в расстоянии между этими двумя местами, так что последний приходился у него на широте 73°12'. Но вместо того расстояние это у него довольно верно, ибо, определив Маточкин Шар в настоящей широте, придется и Бритвин мыс отнести на широту 72°52', только двумя милями севернее, чем у нас.