Привязка ко времени помогает прояснить эти процессы. В момент получения опыта нейронная активность кодируется в мозге и образует новые связи: укрепляются синапсы, меняется эпигенетическая регуляция, формирующая миелиновую оболочку. Именно эти измененные связи и являются структурным основанием для хранения воспоминаний. Позднее внешний или внутренний импульс, схожий с тем, что был зашифрован ранее, может активировать их. И к нам приходят воспоминания.

Как показали исследования, в случае чисто имплицитной памяти проявляющаяся информация, попадая в сознание, не воспринимается как некий опыт прошлого, а ощущается как нечто происходящее здесь и сейчас. Именно поэтому, садясь на велосипед, мы сразу едем, без лишних раздумий. Мы не вспоминаем вдруг, что умеем кататься на велосипеде. Что касается психологических травм, то существует предположение, что кодируются лишь некоторые аспекты негативного опыта, которые и отправляются в хранилище имплицитной памяти. В результате воспоминания из имплицитной памяти, связанные с травмирующим опытом в прошлом, могут вызывать негативные эмоции или проникать в сознавание и ощущаться как события, происходящие в настоящем.

Во время работы со вторым сегментом Колеса, когда человек концентрируется на дыхании или грудной клетке, могут возникать ощущения удушья, а когда внимание направлено на половые органы или рот – сексуального насилия. Если такие физические ощущения действительно отголоски прошлого, проявляющиеся как фрагменты имплицитной памяти, то они будут восприниматься не как воспоминания, а как нечто происходящее в настоящем. Такая спутанность прошлого и настоящего пугает и делает человека беспомощным. Ему начинает казаться, что негативные переживания спровоцированы событиями, происходящими сейчас.

После первого сеанса практики Колеса Тереза подробно описала свои чувства. Она рассказала, что на втором сегменте ей было невыносимо тяжело, но концентрация на внутренних процессах в третьем и последующее изгибание спицы в ось были еще более изнурительными. Мы уже говорили, что пребывание в сознавании в оси или в поле вероятностей может сопровождаться ощущением открытости, и тогда человек, переживший травму в прошлом, будет чувствовать себя уязвимым.

Как мы выяснили из разговора о привязанностях, нашему мозгу для достижения ощущения надежности необходимы внимание, покой и безопасность. И у каждого присутствует врожденное представление о том, что именно эта надежность и будет основной нашей целью. В нейробиологии мы называем это ожиданием опыта развития мозга. Другими словами, мы генетически склонны развивать нейронные связи, ожидающие определенного опыта. В качестве примера можно привести умение слышать звуки и видеть свет. Я думаю, сюда же можно отнести и ощущение, что нас любят, о нас заботятся. Иными словами, для того, чтобы стремиться к безопасности и надежности, нам совсем не обязательно иметь такой опыт. Эти потребности прошиты в нашем социальном мозге и порождают врожденные ожидания любви и заботы близких. На этом и строится доверие.

Если в детстве доминировали ненадежные привязанности, то придется, во-первых, принять именно то, что нам давали, а во-вторых, адаптироваться к отсутствию того, чего наш мозг изначально ожидал. Эта адаптация и есть стратегия, механизм выживания или то, что некоторые называют защитной реакцией. Именно она позволяет нам реагировать на происходящее как можно эффективнее и выживать, имея даже неблагополучные привязанности.

Если неблагоприятный опыт связан с насилием, злоупотреблением или пренебрежением, неопределенность по-настоящему пугает. Этот страх, закрепившийся в качестве реакции на неизвестное, может определить и наше отношение к новым ощущениям, возникающим в поле вероятностей. Сознавание, состояние открытого потенциала, которое кто-то воспринимает как свободу, другим может показаться неизвестностью, которая несет в себе угрозу. Пребывание в поле вероятностей может пробудить имплицитную память и глубокие, хоть и подсознательные, ощущения того, что все неизвестное – плохо. Непредсказуемость для людей, переживших травму, становится триггером и запускает выученное предчувствие угрозы.

Травма развития лишает человека надежд и ожиданий, он оказывается в пугающем мире ненадежных связей и непоправимых трагедий. И проблема в том, что эти переживания кодируются напрямую в имплицитную память. Естественно, в такой ситуации возрастает вероятность быстрого появления телесных ощущений и эмоций, чувства, что тебя бросили и предали. Далее в действие вступает способность адаптироваться. У человека, пережившего травмирующий опыт, может возникнуть множество адаптивных последствий. Два из них – это диссоциативное расстройство (расщепление личности) и стыд. Эти состояния естественны для людей, переживших сексуальное насилие или пренебрежительное отношение, но они (пусть не так выраженно) также присутствуют в каждом, кто в той или иной мере сталкивался с ненадежными привязанностями.

Расщепление личности

Поговорим сначала о расщеплении личности. Представьте, что один нейронный мотивационный и социальный контур, расположенный в лимбической области (большой палец в «пальчиковой» модели), инициирует состояние, которое можно выразить словами: «Иди к этому человеку, к родителю, он защитит тебя от опасности». При этом другая область мозга, не менее мощная, но анатомически более древняя, расположенная в стволовом отделе (ладонь в «пальчиковой» модели), убеждает: «Там источник страха! Спасайся! Беги!» И у человека возникает влечение и отторжение одновременно. Как же разрешить дилемму, когда объект привязанности становится источником страха? Как человек может одновременно тянуться к родителю или опекуну и пытаться дистанцироваться от него, потому что видит в нем угрозу? Мэри Мейн и Эрик Гессе, исследующие различные виды привязанности, назвали это состояние неразрешимым страхом (fear without solution). Это биологический парадокс, при котором человек, чувствуя эмоциональное влечение к объекту привязанностей и одновременно желание сбежать, не знает, что делать, потому что у него одно тело. Тщательные исследования показали, что такой неразрешимый страх вызывает психическое состояние, называемое «расщепление».

Расщепление может принимать различные формы, в том числе могут возникать ощущения нереальности своего тела или оторванности от него, провалы в памяти, разделение себя на личности, которые могут даже не взаимодействовать друг с другом, как, например, в случае синдрома множественной личности. Существуют доказательства, что все это – последствия плохого обращения в детстве. Однако расщепление – довольно травмирующий опыт, так как приводит к тому, что человек совершенно не может доверять самому себе. Злополучный каскад сформированных травмой реакций на внешний мир может полностью выйти из-под контроля, но, к счастью, поддается лечению и коррекции. Расщепление – естественный ответ на травму, и оказать поддержку человеку в этом состоянии можно, обучив его новым навыкам решения внешних и внутренних проблем в процессе лечебных терапевтических отношений.

Колесо сознавания может оказать существенную поддержку в обретении контроля над искаженными реакциями, сформировавшимися над полем вероятностей в ответ на события внешнего мира. Точки на ободе – диссоциативные элементы имплицитной памяти, которые с помощью оси могут превратиться в более основательное, гармоничное течение жизни человека. На 3П-диаграмме эти фрагментарные состояния «я» выглядят как укрепившиеся плато, определяющие наши реакции и ограничивающие доступ к памяти о болезненных событиях прошлого. Возникновение этих фильтрующих плато – не что иное, как попытки помочь человеку выжить. Поле вероятностей, несмотря на то что поначалу вызывает страх, в итоге становится источником свободы по мере того, как эти закостенелые плато начинают менять жесткие способы ограничения, а следовательно, избавляют от фрагментарного ощущения собственного «я».