— И все же лучше не трогай, — посоветовал Дэйн. — Ведь неизвестно, что за вид… — Он замолчал: в языке парня не было слов «радиация» и «облучение». — Ты можешь получить заболевание кожи, даже если сразу и не почувствуешь.

— Но ведь… как же… — Джода смутился. — Ведь это же Обитель Святых… и здесь ничто не может повредить нам!

— Пожалуй, — сказал Драваш. — Но не забывай, они просто могут и не знать, что вредно для нас. Они-то давно здесь живут. И потому, как у нас говорят, могут не понимать нужд вашего народа, Джода.

Марш вздохнул. Это уж точно, что они давно здесь живут. Шестьдесят или семьдесят миллионов лет. За это время человечество успело пройти путь от простейших до млекопитающих… На какой же уровень развития можно выйти за такой период времени?

Аратак уселся, мерцая в полумраке жаберными щелями.

— Если эти существа относятся к расе, которая и направляет святых к человечеству, чтобы обучать его и вдохновлять, то я думаю… — начал рассуждать Аратак.

— Он думает! — огрызнулся Громкоголосый. — Твои мысли — это всего лишь запутанные и слащавые эмоции, замаскированные под философию! Вы всерьез надеетесь на справедливость или сострадание со стороны этих? Неужели вы не понимаете, что в их глазах вы ничем не лучше какого-нибудь низшего животного, а ваша так называемая философия, с их точки зрения, переживания рашасов о куске мяса? С их-то могуществом они могли бы завоевать всю галактику, а теперь, узнав, насколько мы примитивны, они наверняка именно так и поступят! Эта раса ушла в своем развитии настолько далеко, что, несомненно, устроит из вселенной просто скопище планет, где они будут править, как боги, владычествуя над низшими расами…

— Ерунда, — решительно заявила Райэнна. — В галактике полно планет, население которых обладает телепатическими и эмопатическими способностями, и тем не менее они остаются достойными и надежными членами Содружества.

— Но нет таких могущественных, как эти, — зловеще предупредил Громкоголосый. — Могущество их превосходит все, что можно вообразить, оно сродни тому, которое наши предки считали принадлежностью богов! Впрочем, для нас они действительно боги, поскольку могут раздавить все Содружество, как жука!

— Даже если все это и правда, — мягко пророкотал Аратак, — не надо нас пугать, Громкоголосый. Ты говоришь так, словно все народы похожи на киргонов и мехаров. Неужели существа, обладающие могуществом, обязательно должны быть жестокими и агрессивными? Если бы все было так, то не существовало бы никакого Совета Протекторов, да и мы бы здесь не оказались.

— Ты просто маразматик и дурак! — выкрикнул Громкоголосый с истеричной ноткой в голосе и, оперевшись дрожащими лапами на подпорку, двинулся к Аратаку. — Ты в самом деле полагаешь, что Совет Протекторов — это благородный коллектив бескорыстных существ? Ты что же, думаешь, если бы на этой планете действительно было хоть что-нибудь стоящее, ее уже не присоединили бы к Содружеству, чтобы она обогащала членов Содружества? Лозунг Совета Протекторов, этой ой-какой-благородной группы, в которую ты веришь, состоит в следующем: каждая планета своей уникальностью расширяет культурное пространство Содружества… к выгоде членов Совета, добавил бы я. Но сами они никогда так не скажут.

— Тем не менее это тот идеал, которому мы служим, — спокойно сказал прозетец-капитан. — Служишь и ты, Громкоголосый, несмотря на всю твою язвительность.

Джода, не понимая ни слова, стоял в недоумении, поворачивая голову то туда, то сюда на звуки рассерженных голосов.

«Ну и хорошо, что не понимает», — подумал Дэйн.

— Посвященный, — сказал Драваш, — при всем моем уважении к тебе я должен усомниться, что мы занимаемся мудрым делом, споря перед лицом грядущего приговора. Нам необходимо собрать все наше мужество…

— Мужество! — усмехнулся Громкоголосый. — Какой в нем смысл, когда имеешь дело со столь могущественными существами? Мы беспомощны, и надо это признать! Или твое невежество столь глубоко, что ты по-прежнему полагаешь, будто заговоришь — и тебя услышат?

— Посвященный, я не претендую ни на уважение, ни на унижение, просто хочу сказать…

Дэйн вдруг взорвался:

— Проклятие, Драваш, если кто-нибудь еще в этом помещении начнет ныть, заставь его заткнуться, пока он не произнес и первого предложения! Я не знаю, почему вы, швефеджи, с таким трепетом относитесь к этому чванливому, своенравному, тусклому чтецу мыслей, но лично мне тошно его слушать, и пора бы ему заткнуться, пока я сам его не заткнул!

Марш думал, что сейчас воцарится тишина, но вместо этого Драваш разразился громовым хохотом. Дэйн уставился на него, затем на Райэнну, которая тоже с трудом подавляла смех. Он раскрыл рот, собираясь спросить, что забавного они нашли в его словах, но в этот момент Джода встревоженно воскликнул:

— Моя госпожа! Что они сделали с тобой? Ты стала белой… белой, как святая… белой, как дух смерти… о, что они сделали с тобой!

Дэйн потрясение уставился на свои руки. Внезапно он понял, что же так удивляло его при взгляде на Аратака.

— Райэнна! Аратак! Наша кожа!.. Маскировка исчезла! Мы в прежнем обличье!

Аратак посмотрел на свои громадные лапы, затем приложил их к шкуре Драваша. Несмотря на полумрак на фоне ярко-черной туши Драваша лапы казались отчетливо сероватыми.

— Интересно, — заметил он.

Райэнна протянула руку и похлопала Джоду по ладони.

— Пусть это не тревожит тебя, задав, — мягко сказала она, и тут же в их головах зазвучал бесстрастный голос того гигантского ящера, с которым они уже имели дело.

«Значит, так. Искусственная пигментация, которой вы предохраняли кожу от солнца этого мира, снята. Вы в ней больше не нуждаетесь».

Джода робко сказал:

— Ты все равно моя госпожа, каким бы ни был цвет твоей кожи. Но… но… — он колебался, — но теперь ты стала какая-то странная.

«Теперь, когда вы все отдохнули, — услышали они тот же голос, — поешьте и приведите себя в порядок. Разум Расы ждет вас».

В помещении появились огромные ящеры-призраки, держа в лапах подносы с пищей. Дэйн принялся за плоские булочки, покрытые густым сладким сиропом, отведал и другие неизвестные ему блюда. Поданные же напитки не походили ни на воду, ни на тонкие бельсарийские вина, они представляли собой жидкость со странным ароматом, слегка голубоватую, но бодрящую и обостряющую все чувства, причем не как наркотик, а как добрая чашка крепкого черного кофе, который он пил в своей прошлой жизни на Земле…

Ромды с ними уже не было. Очевидно, этого и следовало ожидать. Оставалось надеяться, что Копьеносец Анкаана не умер от ран. С другой стороны, если он останется калекой на всю жизнь — это, в общем-то, не лучше смерти…

Когда они закончили трапезу, в помещении с ними оставалось лишь одно существо. Дэйну пришла в голову мысль напасть на ящера, но, подумав, он отказался от своей затеи. Если даже не подоспеют другие охранники, — а если их мысли читаются, это произойдет сразу же, — то побег приведет к бесконечному блужданию в запутанных лабиринтах. Да и рука его еще плохо действует, хотя меч при нем. Интересно, почему у него не отобрали оружие? Потому что оно бесполезно против их могущества? И вдруг он услышал, как тихий голос зазвучал в его голове: