Она печально улыбнулась.

— Не извиняйся. — Низко наклонившись, она поцеловала рваный шрам на его предплечье. — Я сама кое-что понимаю о долге.

Он не заслуживал ее любви. Никак не мог поверить, что она готова принадлежать ему. Он даже не ухаживал за ней…

Дафна снова поцеловала его. Эшеру почудилось, что он парит под небесами. Полностью отдавшись этому чувству, он мельком подумал, что целоваться куда приятнее, чем размышлять. Или терзать себя сомнениями. Или пытаться постичь «Принципы юриспруденции» Тивита. Кто бы мог подумать, что пол, застеленный ковром, способен заменить шикарное ложе? Кто бы догадался, что хрупкое, угловатое тело на самом деле такое нежное и соблазнительное? Каждый поцелуй он переживал и принимал как бесценный дар, как возвращение домой после долгой разлуки.

Тяжело дыша, они сидели на ковре и смотрели друг на друга. Когда молчание стало неловким, Дафна принялась шалить. Она водила пальцем по его груди, и по коже Эшера побежали мурашки.

— Ты знаешь, как женились олки до прихода доранцев?

Он привлек Дафну к себе и прижался щекой к ее макушке.

— Не знаю.

— Достаточно просто встать рядом, и никаких свидетелей не надо — мы сами себе свидетели. И объявить о нашем желании создать семью. Поклясться в верности. И мы женаты.

— И все?

Она кивнула.

— Да, любовь моя. И все.

Любовь моя. Он взял ее за подбородок, запрокинул ей голову и вгляделся в глаза с припухшими веками.

— Это было давным-давно, Даф. Все изменилось, и на это имелись свои причины.

Она надула губки.

— Знаю, знаю. Браки должны письменно регистрироваться, а численность населения — регулироваться. Мы не имеем права допустить перенаселения доставшейся нам земли. Но я же не говорю, что мы вообще не предстанем перед служителями Барлы, Эшер. Когда мы решим, что наше счастье не ранит короля, мы заключим брак официально, зарегистрируем его. Но зачем откладывать наслаждение, отказываться от близости? Не станем же мы ждать лучших времен? На нашем месте любая пара Лура решила бы этот вопрос в мгновение ока. Мне жаль короля, и я искренне соболезную его горю, но почему мы должны страдать из-за этого?

Ее слова прожгли Эшера до глубины души. В сердце шевельнулась прежняя, непрошеная, обида. В самом деле, почему? Он уже пожертвовал ради Гара столь многим. Рискнул всем, включая собственную жизнь. Разве он не заслуживает какого-то вознаграждения? Проблеска счастья? Конечно, они с Дафной не смогут жить вместе. Поначалу им придется держаться врозь. Возможно, это растянется на несколько месяцев. И они принуждены будут воровать у судьбы короткие сладкие встречи, как в этот раз. Но это будут их минуты, их часы. И в объятиях Дафны он сможет хоть на время забывать о том, что мир немилосерден, безрадостен и жесток.

И тут же в нем заговорил практический ум.

— А как же дети? Ты же знаешь, Даф, что они непременно появятся, если только не…

— Молчи, — велела она и прикрыла ему рот ладонью. — Это не мужское дело. Предоставь заботу о детях мне. У нас не будет детей до разрешенного времени.

Он вздохнул и теснее прижал ее к себе.

— Даже если мы поженимся, я не смогу рассказывать тебе обо всем. Есть вещи, которые касаются только Гара и меня. Я безумно тебя люблю и не отрицаю этого. Думаю, что любить буду тебя всегда. Но…

Дафна поцеловала его.

— Знаю. И понимаю.

— Нам придется быть очень осторожными. Вокруг все время люди. Такие, как Дарран или этот паршивец Уиллер. Мы не имеем права дать им повод для подозрений. Ты сможешь жить со мною тайно? Выдержишь?

Глаза Дафны наполнились слезами.

— Думаю, да.

Эшер помрачнел.

— И Мэтту ничего не говори.

— Уж об этом не волнуйся, — запальчиво ответила она. — Мэтт узнает об этом последним.

Ощутив приступ ревности, Эшер решил все разъяснить.

— Мэтт в тебя влюблен.

— Нет, нет… Но он… не одобрит нашей любви… Мы с ним слишком разные. В конце концов, это я делаю выбор. — Она страстно поцеловала его. — Мэтт мой друг, Эшер. А ты — единственный мужчина, который разбудил меня.

Ее слова заставили Эшера вздрогнуть.

— Ты в самом деле этого хочешь?

Она ничего не сказала — просто шагнула к двери и заперла ее на ключ. Потом подошла к камину, подбросила поленьев на тлеющие угли, взяла с вешалки сумку и достала из нее золотистый шелковый шарф.

— Протяни руку, — велела она, и Эшер повиновался. Дафна опустилась на ковер напротив него и тоже вытянула руку, сплетая его пальцы со своими. Затем, сделав серьезное лицо, она обвязала сплетенные руки золотистым шарфом. Эшер молчал, голова у него кружилась, и воспринимал он все происходящее как сказочный сон.

Они совершали таинство бракосочетания.

* * *

Закончив наматывать шарф, она поднялась, увлекая его за собой. От ее руки ему передавался жар, очень похожий на магическую силу, терзавшую его в Погодной Палате.

— Я — Дафна Джодхей, честная девушка, незапятнанная грехом. Этого мужчину, Эшера, я беру в мужья и клянусь в любви и верности ему до самой смерти. — Она задорно улыбнулась. — Теперь твоя очередь.

— Я — Эшер из Рестхарвена, — пробубнил он и понял, что звучит это как-то неубедительно. — И я честен и незапятнан грехами, если только вам не рассказали о них Дарран, Уиллер или Конройд Джарралт. Да на кой вам это нужно? Дафна Джодхей теперь моя женщина, моя супруга, и если кто-нибудь посмотрит на нее косо, я ему все кости переломаю.

Дафна тихо корчилась от смеха.

— Ах, Эшер, как ты романтичен! И убедителен!

— Больше никакой романтики. Только правда жизни, — выдохнул он, схватив ее обеими руками. У Дафны перехватило дыхание. — Так мы женаты?

На этом разговоры закончились; настала пора сорванных одежд, обнаженных тел, смеха, стонов, взаимных ласк… Бесконечные поцелуи, интимные проказы и нежные прикосновения заполнили весь объем бытия, не оставив места ни для чего постороннего, и казалось, что для ненасытной страсти не существует преград…

…И вдруг Эшер остановился. Утратив весь пыл, он оторвался от ее тела и виновато произнес:

— Ты знаешь, Даф… Я никогда прежде…

Она захохотала как сумасшедшая, обхватила его руками, прижала к себе.

— Все прекрасно, — прошептала она, трепеща от страсти. — Я тоже… Но думаю, что у нас получится…

* * *

Мэтт понял все, как только увидел их. Он сделал шаг назад и спрятался в тени между стойлами, но не перестал наблюдать, как они, словно заговорщики, тихо спускаются во двор конюшни. Сердце его обливалось кровью.