– Я тебе звонила целый день! Ты не отвечаешь, я волнуюсь. Ну хоть перезвони мне потом!

В ответ она получала три разных объяснения с разницей в пять минут. Катя махнула рукой – у мамы роман, и с этим ничего нельзя было поделать. Разве только порадоваться.

– Гектор как поживает? – Евграфов чуть повернул голову. Собаку он любил, но порядок и чистоту в своем огромном внедорожнике любил еще больше.

– Не волнуйтесь, все нормально. Слюней мы напустили чуть-чуть. – Катя потрепала сидящую рядом собаку. На Гекторе красовались новый ошейник и поводок. – Вот, друг мой, кто же знал, что мы еще раз поплывем с тобой на корабле? – вздохнула Катя, а Наталья Владимировна добавила:

– Не могли в теплую погоду его провести. Надо было осени ждать!

– Мам, ну Юра же плохо себя чувствовал! Операцию делали!

– Не волнуйтесь, все нормально там будет. Погода все-таки еще хорошая. Люди вокруг профессиональные. Я тут кое-с кем разговаривал…

– Служили вместе? – как-то по-свойски осведомилась мама. В ее голосе слышалась гордость.

К причалу они подъехали за десять минут до отплытия. Катя уже знала, что владелицу яхты поставили в известность и что она согласилась заменить команду на военных моряков, только попросила аккуратнее обойтись с дорогими витражными стеклами на дверях кают-компании.

– Мы там не лезгинку танцевать будем, – сухо заметил в ответ следователь.

– Вы ее про собаку спросите, – шепнула Катя ему, но он уже отключил телефон.

– Надоела псина?

Катя растерялась. К собаке так все привыкли, что смирились с ее страшным видом, дурным характером и нежеланием слушаться.

– Да вроде нет…

– Ну а тогда зачем напоминать? Забавный он все-таки, – неискренне сказал следователь.

– Так, вы из машины не выходите, дальше мы сами. Вон следователь стоит, нас ждет. Уезжайте, – скомандовала Катя, – а то я себя ощущаю первоклашкой. Родители в школу привезли.

– Хорошо, – быстро согласился Евграфов, – не будем тут мозолить глаза всем. Удачи тебе, Катя.

– Дочка, целую, веди себя аккуратно.

Катя вышла из машины, подхватила Гектора за поводок и направилась к трапу.

Катя взошла на борт яхты, подпихивая Гектора под округлившийся зад.

– Дорогой, сам виноват, не надо было ввязываться в такое рисковое дело. Терпи, – приговаривала она.

Новая команда, состоявшая из бравых молодых людей с квадратными шеями, с молчаливым удовольствием наблюдала за процессом посадки. Только капитан и его помощник с чисто морской галантностью поприветствовали пассажиров.

– Такая женщина на борту – к удаче!

– Спасибо, но на этом борту женщины уже были. И, как видите…

– Ну… – на лице капитана проскользнула ухмылка, – ну то совсем другое дело. У нас там до сих пор вмятины от каблуков-шпилек.

Катя с Гектором погуляли по палубам и направились в свою каюту.

Каюта была та же. И точно так же Гектор стащил с диванов маленькие подушки и покрывало с большой постели. И Катя на него цыкнула, а наглый пес улегся на всю эту гору текстиля с точно таким же видом, с каким проделывал это несколько месяцев назад. Катя быстро развесила платья в шкаф. То самое роскошное, купленное накануне первой поездки, она опять взяла с собой. «Вот, декорации восстановлены. Осталось собраться всем действующим лицам». Она посмотрела на себя в зеркало и нашла, что ее внешний вид вполне отвечает поставленной задаче – решительная женщина на пороге важных событий.

В дверь постучали, когда яхту сильно качнуло и она, легко толкнув бортом воду, отошла от пристани.

– Да, войдите! – крикнула Катя.

– А у вас каюта лучше, чем у меня, – Юра оглядел помещение.

– Это потому, что я живу с собакой. А вы один. И потом, вы здесь на работе. А я – на отдыхе. По приглашению.

Юра удивленно посмотрел на Катю:

– А, в роль вживаетесь.

– Ну да. Странное ощущение. Вроде бы все так же, но не так.

– Ничего удивительного. Ничего похожего в этом мире нет. И потом, я вот, например, совсем по-другому выгляжу, – Юра пошевелил больной рукой.

– Да, выглядит как-то щеголевато. И вообще вы такой… значительный, загадочный… Как… Как Грушницкий или Печорин…

– Катя! У вас по литературе была двойка?

– Нет, твердая четверка. Но я не помню детали.

– Грушницкий правой рукой опирался на костыль. Левой ежеминутно крутил усы.

– С ума сойти, как вы все помните!

– Да, вот только нужных вещей не помню.

– Ничего страшного. Мы с вами здесь это наверстаем. Вы в той же каюте, что и прежде?

– Да. Ну что, пойдемте на палубу. Наш круиз начался. Я разговаривал со следователем. Мы с вами повторим все, что делали тогда, за редким исключением. С вашей собакой будут гулять его люди. А на берег мы сойдем только два раза. В том городке, где обедали тогда, и на полуострове, который до сих пор не затопили. Хотя читал, что естественные процессы уже сделали свое дело – вода подступила вплотную к лесу.

– Жаль.

– Вы уже говорили это. Тогда. В прошлый раз.

– Ну у нас же здесь реконструкция событий!

– Да, вы правы. Ну пошли.

Катя и Юрий вышли на палубу. «Мама была права. Не лето уже». Катя поежилась. От воды шел холод, хотя солнце еще было высоко.

– Теперь так и будет. Холодные ночи, жаркий день. А на воде будет зябко и неуютно. Я очень хорошо помню такие дни. Отец брал нас иногда на рыбалку и на охоту. Правда, это было редко. Но если случалось, то становилось праздником. И этот воздух, пахнущий землей и листьями, я запомнил. Впрочем, я рыбак никакой. А уж тем более охотник.

– Зачем же ездите?

– Работа. Это часть работы. Иногда так решается очень много важных вопросов. И это не выдумки. Отец тоже ездил не с друзьями, с нужными людьми.

– И что же вы, дети, там делали?

– Нет, когда ездили мы – больше никого не было. Только он, Вадим и я.

– Вы дружны с братом. – Катя вдруг вспомнила, что за все время Вадима она видела всего лишь несколько раз.

– Не знаю. Мы всегда были соперниками. Но не явными. А такими, с кукишем в кармане. Впрочем, надо быть справедливым, это в большей степени относится ко мне. Я и Алю увел у брата из-за этого. Мне тогда, когда он ее опекал и, конечно же, был влюблен в нее, хотелось насолить брату.

– Зря это вы.

– Еще как зря. Она была совсем девочка, только школу окончила, стала студенткой, жила вдалеке от дома. У нее опора была – только он, Вадим, и мать. Но мать очень властная, строгая, не допускающая сантиментов. Вадим же был всегда неразговорчив, немного сумрачный. И тут появляюсь я – весь такой яркий, веселый, бравый! Как из песни – «Король оранжевое солнце».