– Я не понимаю, что вы от меня хотите. Мне дали поручение, я его выполнил. Беспредметный разговор. Извините…

– В таком случае звоню в милицию, – пригрозила я, испугавшись, что моя угроза повисла в воздухе.

– И при чем тут милиция?

На другом конце провода возникло некоторое замешательство.

– А при том, что по дороге на завод на этой машине был совершен умышленный наезд на женщину. Она погибла. Вы меня слышите?

– Да, слышу…

Апломба в голосе как не бывало. И это придало мне уверенности.

– Дама, которая подвезла вас к Королькову, была очень любезна. Предложила не затрудняться перегоном машины. «Жигули» принадлежат ее знакомым. К вечеру она собиралась приехать к мужу на завод, заодно могла сделать это на машине Корольковых. Кроме того, она моментально, не вылезая из собственной иномарки, пристроила вас в престижный автосервис. Так что вам уже на следующее утро можно было выходить на новую работу. Там платят не такие гроши, как на заводе. Вы смело передали даме доверенность Королькова – и вперед! В новую рабочую и жизненную обстановку. Даже не потрудились забрать спецодежду и инструменты.

– Это что, – хрипло спросил Алексей Петрович, – шантаж? Так я его не боюсь. Никому ключи от машины не передавал, тачку на завод доставил сам.

– Ну сам так сам, – согласилась я. – Сам и ответишь за умышленное убийство женщины. И это не шантаж – кара небесная.

В трубке раздались короткие гудки. Я запоздало раскаялась – за что, собственно говоря, напустилась на парня? Скорее всего, он ничего о преступлении не знал. Решил, что его действительно шантажируют. А с другой стороны, почему бы ему и не сказать правду? С завода он ушел, машина отремонтирована, заказчик доволен. Дело прошлое, можно бы и признаться… Если, конечно, не связан с благодетельницей каким-то обязательством. Боится вылететь с работы? Ну да мне все и без него ясно, пусть им занимается Листратов.

Виктор Васильевич прикатил вместе с Дмитрием Николаевичем. Димка притащил коробку конфет. Алену мигом сдуло с места за обеденным столом. Она радостно запрыгала вокруг папика. Я ее понимала, тайком завидовала, но выходить из состояния незаслуженно обиженного человека не хотела. А пусть знает! Все внимание демонстративно отдала Листратову. Но перестаралась. До такой степени пялилась на него в прихожей, что он раза три нервно взглянул в зеркало, не поверив Аленке, что лицо у него абсолютно чистое. Димка кругами ходил рядом и без конца подставлял свою физиономию, надеясь, что удостою его хоть одним взглядом.

– Мамуль, ты как думаешь, если я оставлю Славке полторы конфеты, будет считаться, что я его угостила?

Алена уже открыла коробку, и меня неудержимо потянуло к ней поближе. Димка хорошо знает наш вкус. Так же как и то, что мой рассудок меркнет перед коробочным великолепием. Наверное, это болезнь. Считается же болезнью клептомания. Что интересно: стоит те же конфеты из коробки высыпать куда-нибудь, я пройду мимо, не испытывая никакого волнения. Наверное, это результат эстетического воспитания. Интересно, как чувствует себя клептоман? Я в своей жизни пошла на кражу только раз. Абсолютно спокойно и с предвкушением будущего удовольствия. Дело было зимой. Мы с Димкой приехали на Белорусский вокзал. Когда подошла наша очередь в кассу, я спокойненько отступила в сторону, ожидая, пока муж приобретет два билета во Франкфурт-на-Одере. Рассчитавшись, он отошел и стал аккуратно раскладывать все полученное в кассе по отделениям бумажника. Я мельком кинула взгляд на полочку перед кассой, и меня захлестнула мстительная радость: Димка – аккуратист и педант, постоянно читающий мне нотации за безалаберность, забыл свои кожаные перчатки. Осторожно, чтобы он не заметил, подмигнула гражданам в очереди, схватила перчатки и спрятала их в сумку. Всю дорогу прорабатывала варианты издевательства над мужем, но они казались недостаточно ядовитыми. Развязка наступила в тот момент, когда я уже окончательно отредактировала свою тираду. Мы шли из метро по направлению к дому. Димка сунул руку в карман за перчатками, и… гримаса мстительной радости на моем лице переросла в гримасу ужаса! Он достал перчатки и преспокойно натянул их на руки, а я раскрыла рот, намереваясь ахнуть, да так и осталась стоять на дорожке, ругаемая и толкаемая со всех сторон прохожими. Димка, к слову о его педантичности, довольно быстро заметил мое отсутствие. Я имею право ходить только с правой стороны от мужа. Он меня там не нашел, когда хотел взять под руку. Торопливо открыв сумку, я вытащила оттуда… то ли женские, то ли детские кожаные варежки. Ничего хорошего от содеянного при виде их я не испытала… Впоследствии мне приходилось не один раз отмалчиваться, слыша обвинения в том, что мне мало своих перчаток для закидывания в разные неподходящие места, включая его карманы, я для этих целей еще и чужие подворовываю…

– Иринка в ступор впала, – услышала я заискивающий голос мужа, и это отвлекло меня от воспоминаний.

«Ну что за человек? – подумала я. – Никогда прямо не попросит прощения, если виноват. Ну и ладно. Ему же хуже».

– Аленка, тащи свою коробку в комнату, – сказал Димка. – С мамой можешь не делиться. У меня с ней свои счеты. Ой, как вкусно пахнет! Вить, идем скорей за стол. Надо успеть отужинать до сына. Наш Вячеслав за столом всегда настроен решительно и по-боевому.

Мне стало обидно не только за себя, но и за сына. Я скупо заметила, что бедный почти двухметровый ребенок не приедет. Для него сон важнее, чем еда. От бабушки до института ему добираться пять минут. От нас – почти полтора часа. Поэтому в данный момент, когда его отец обнюхивает жареную курицу, сын пухнет от голода на бабушкиных пирожках. А про себя подумала, что курицу бедный ребенок наверняка уже съел. Наедине с самим собой. Бабушкин запас продовольствия регулярно пополняется нами с учетом вкусов сыночка.

За столом шел оживленный разговор о расчленении трупов. Я почувствовала настоятельную потребность покинуть помещение, но в дверях нарисовалась Алена и внесла в тему некоторое разнообразие:

– Ой, а наш патологоанатом – просто чудо!

Это мы знали давно. Все студенты, проходившие обучение у молодого специалиста Андрея Сергеевича, обожали своего преподавателя. Особенно девчонки. Андрей Сергеевич, хорошо помня, что сам родом из студенчества, совсем не мучил своих учеников строгими допросами. Справедливо полагая, что не сможет в должной степени оценить знания студентов, он предложил каждому из них заняться самоанализом. Экзамены, в конце концов, сдавать им, а не ему. В результате каждый из обучающихся, покопавшись в самом себе, выявлял слабые стороны знаний. Андрей Сергеевич, не щадя своего личного времени и не требуя за это никакой дополнительной платы, часами просиживал со своими учениками, разбирая не усвоенные вопросы. Он преподаватель от Бога и от него же – хороший человек. Несмотря на свой неиссякаемый юмор, в самый первый день занятий вынес серьезное предупреждение о необходимости забыть о веселье при вскрытии трупов. Ибо каждый из них немного раньше был человеком со своими горестями и радостями. Одним словом, со своим собственным неповторимым миром. И каждое вскрытие – встреча с трагедией…