И тут произошло чудо — даже по меркам всего фантастического, что со мной происходило. Я услышал второй голос, женский — удивительной красоты и силы, звучный, теплый, но при этом тонкий, как самый изысканный хрусталь. Я понял, что обладательница этого голоса — какая-то удивительная женщина. Это я понял еще до того, как осознал смысл ее слов:

— Нет-нет, Титус. Не в этот раз, — прокричал этот золотистый голос. — Это Итхаква. Это он, а не один из снов Ктулху. Будь осторожен, любовь моя…

— Осторожно, де Мариньи! — слишком поздно выкрикнул Кроу, когда меня схватили пальцы, холодные, как лед. — Осторожно!

Он мог бы не утруждаться, потому что его голос уже начал затихать, а звезды снова поплыли у меня перед глазами. В страхе я утратил ментальную хватку, слишком сильно натянул нить нашей телепатической связи, и в итоге она порвалась! Вертящиеся в пространстве старинные часы вместе с человеком, находившимся внутри их корпуса, чудовищная тварь, еще мгновение назад сжимавшая меня когтистыми ледяными пальцами, — все это вместе со звездами теперь резко удалилось от меня в мгновение ока. И все же почему-то я продолжал видеть это зрелище с огромного расстояния.

Осатанев от ярости из-за того, что жертва ускользнула от него, Гуляющий по Ветрам переключился с краткой и тщетной погони за мной на жуткую атаку на Кроу, пребывающего в пространственно-временной машине. Мало того, за мгновение до того, как эта картина окончательно развеялась и меня снова с бешеной скоростью унесли межпланетные ветры — подхватили и помчали к моему дому на Земле, я успел увидеть, как Кроу нанес ответный удар!

Он говорил мне, что БЦК не осмеливаются нападать на него напрямую, и теперь я увидел, что он имел в виду. Как только Гуляющий по Ветрам приблизился к похожему на гроб корпусу часов, с багровыми глазами, горящими алчным светом жажды крови, весь охваченный звериной яростью, от циферблата часов к нему ринулся тонкий луч чистейшего света. Луч ударил чудовищное божество прямо в жуткую грудь. И хотя я никогда не был наделен хоть чем-то помимо обычного восприятия органов чувств, даже я расслышал телепатический пронзительный вопль страшной агонии. Вскрикнув, Итхаква развернулся и побежал прочь, к самым далеким звездам. Мне показалось, что на бегу он прихрамывал.

Моим последним сознательным действием была попытка удержаться там. Из быстро ускользающих бездн мрака до меня долетал угасающий, тоскливый голос Кроу:

— Подожди меня, де Мариньи. Я пробую догнать тебя… подожди меня…

Возвращение в свое физическое тело принесло мне боль — гораздо более сильную, нежели в любом из предыдущих случаев. И хотя я ощущал себя сидящим в мягком кресле перед письменным столом (правда, при этом мое сознание старательно лавировало между звезд и туманностей в бескрайнем космосе), но похоже, эта словно бы пустая оболочка реагировала на физическую опасность точно так же, как там, прямо здесь, в моем кабинете! На самом деле бывает, что человек просыпается от кошмара и начинает сражаться с ужасами в своем подсознании вплоть до момента полного пробуждения и перехода в явь. Вот и я теперь поймал себя на том, что отчаянно сражаюсь со своими бухарскими коврами. Кресло лежало на боку, и я ухитрился, брыкая ногами, опрокинуть на пол стеллаж с книгами.

К счастью, я не столкнул на пол настольную лампу. Она стояла на столе и освещала кабинет. Мой халат был изорван и пропитался холодным потом.

Я поднялся с ковра и на ватных ногах подошел к французскому окну, выходившему в сад. Наступила ночь — черная и холодная, но небо было ясным, и все звезды горели ярко. Распахнув створки окна, я устремил взгляд на звезды и поежился, а в следующее мгновение инстинктивно зажмурился, потому что небо вдруг озарилось невероятно яркой вспышкой молнии!

Я только успел подумать: «Молния? Среди ясного неба?» А в следующий миг на меня налетел сильнейший порыв ветра. Настолько мощный, что я отлетел назад и упал на пол. Ветер завыл под карнизом дома, моя настольная лампа потускнела и почти погасла, но тут же загорелась ярко, а потом вдруг ударил гром. Это был всем раскатам раскат!

В следующую секунду воздух в комнате наполнился едким запахом озона. «Бог мой! — мелькнула мысль у меня. — Молния угодила в дом!» Но тут, оторвав болящую от ушиба голову от пола (а я упал второй раз за минуту с небольшим), я понял, что в дом ничего не попало, но в него как бы что-то… проникло! Потому что теперь мой кабинет был озарен двумя источниками света. Одним из них была моя настольная лампа, ронявшая ровный желтоватый свет на поверхность письменного стола, а вторым…

Вторым было пульсирующее лиловое сияние, источник которого находился в углу комнаты, скрытый от меня письменным столом. Я поднялся на ноги и с трудом удержал равновесие. Ослепительная вспышка и жуткий удар грома сделали свое дело. Я, пошатываясь, побрел вперед… и раскрыл рот от изумления и восторга.

Конечно, я догадывался о том, что увижу, потому что узнал этот пульсирующий свет. Он мне был давно знаком. В общем, там, в дальнем углу моего кабинета, стояли огромные, похожие на гроб, старинные напольные часы, некогда принадлежавшие моему отцу, — почерневшие, покрытые копотью, с открытой передней крышкой. От них валил пар и исходило это странное свечение. А у подножия часов, приподняв голову и пытаясь оттолкнуться от пола локтями, лежал Титус Кроу. Он тщетно пытался подняться, и его лицо было искажено гримасой боли.

— Титус! — воскликнул я и бросился к другу. — Это ты?

Я не зря задал этот вопрос. Во-первых, передо мной предстал человек, выглядевший намного моложе того Титуса, который мне запомнился. Но он посмотрел на меня и наконец сумел усмехнуться. О да, это был Титус, хотя и выглядел так молодо, что сошел бы за моего брата!

— А… кофе в доме есть хоть немножко, де Мариньи? — с болью простонал Кроу. — О, может быть… о… и стаканчик бренди найдется?

Но тут его глаза закатились, плечи поникли, и он со вздохом лишился чувств у меня на руках.

К утру Кроу ненадолго пришел в себя — ровно настолько, чтобы сделать пару глотков кофе, после чего он снова погрузился в глубокий сон. Страдал он только от слабости — в этом я был уверен, поскольку позвонил одному врачу, который так же был доктором богословия. Сделал я это сразу после того, как Кроу отключился у меня в кабинете. Врачом этим был не кто иной, как преподобный Гарри Таунли — друг, доверенное лицо и бывший сосед Кроу в прежние времена. Теперь Гарри вышел на пенсию. Несколько месяцев его не было в стране, вернулся он совсем недавно, поэтому ничего не знал о моем выдающемся возвращении, а узнал только тогда, когда я поднял его звонком с кровати. Последнее, что Гарри помнил обо мне и Кроу, было связано с ночью десять лет назад, когда он из окон своего дома видел так называемую «локализованную» бурю с грозой, в результате которой разрушился до камешка Блоун-Хаус и, как думал Гарри Таунли, мы оба погибли такой ужасной смертью, что от нас не осталось ни следа.