Со времен Дарвина теория эволюции обросла множеством деталей. Мы понимаем, что источник генетического разнообразия организмов – мутации, неизбежно возникающие, например, при копировании цепочек ДНК. Детям достаются десятки новых генетических вариантов, отсутствующих у родителей[501].

Постоянно появляющиеся новые варианты генов служат материалом для естественного отбора. Полезные мутации распространяются вместе со своими носителями. Вредные мутации исчезают вместе с теми, кто их унаследовал. Со временем, из поколения в поколение, генетические отличия накапливаются – вплоть до того, что потомки перестают походить на предков. Однако эволюция не всегда ведет к чему-то, что мы могли бы назвать “хорошим”.

Эволюционные модели прекрасно описывают развитие онкологических заболеваний[502]. Раковые клетки – это успешные мутанты, отлично приспособленные к жизни внутри нашего тела. Если мутация позволяет клетке активно делиться, не умирать и скрываться от иммунной системы – она распространится. В итоге наши тела выступают средой для появления опасных “суперклеток”. Со временем они образуют опухоли и дают метастазы в другие органы.

Известны примеры, когда раковые клетки животных достигали такого совершенства, что превращались в одноклеточных паразитов, способных передаваться другим представителям вида через укусы или половым путем. Таковы, например, лицевая опухоль тасманийского дьявола[503] или венерическая саркома собак[504]. Похожую “раковую инфекцию”, передающуюся от организма к организму (иногда другого вида), обнаружили и у ряда двустворчатых моллюсков[505].

Гибель организма от рака можно сравнить с процессами, происходящими у флуоресцирующих псевдомонад (Pseudomonas fluorescens) при попытках построить многоклеточное общество[506]. Одиночные бактерии этого вида дрейфуют в питательной среде, но некоторые из них производят особый клей, благодаря которому сцепляются друг с другом, всплывают на поверхность и образуют пленку. Такая кооперация позволяет псевдомонадам получить доступ к важному ресурсу – кислороду. На этом этапе в эволюционных экспериментах наступает расцвет колонии псевдомонад.

Однако производить клей – дело затратное, а в условиях, когда вокруг кто-то и так им занимается, – необязательное. Бактерии, перестающие производить клей, высвобождают ресурсы на размножение. В то время как общественно полезные члены колонии оставляют лишь несколько потомков, бактерии-паразиты образуют “многодетные семьи”, процветающие за счет чужих заслуг и достижений.

В какой-то момент таких плодовитых эгоистичных бактерий становится слишком много – и колония распадается. Отчасти поэтому многоклеточным организмам и нужна иммунная система: она не только защищает от инфекций, но и выступает в роли внутренней полиции, наказывающей испорченные клетки.

Увы, эволюция слепа, недальновидна и бесцельна. Неудивительно, что случайные мутации и естественный отбор иногда порождают монстров, в том числе и изощренных паразитов.

Проблема мировой культуры в том, что научные факты – далеко не самые “приспособленные” идеи. Мало кто может точно воспроизвести их, и они часто проигрывают иным идеям. Взять, например, мифы об ужасах ГМО – устойчивые всюду, кроме узкого круга молекулярных биологов, генетиков и генных инженеров, хорошо знающих предмет, и любителей науки, следящих за публикациями ученых.

Мы уже не удивляемся, когда кто-то стучит в нашу дверь и предлагает поговорить о Боге. Зато вряд ли проповедник предложит обсудить квантовую механику. Потому что идеи квантовой механики отбирались в среде ученых по признаку достоверности и соответствия экспериментальным данным. У них не выработались характерные признаки вирусных идей. Квантовая механика не обещает вечной жизни и любви за распространение собственных постулатов или котла с раскаленным маслом за отказ поверить в нее. В уравнении Шрёдингера нет человеческой драмы, и оно не продиктовано горящим кустом.

Выживаемость идеи зависит от среды, в которой она обитает. Ученые вынуждены считаться с фактами. Бизнесменам важен приносимый идеей доход, проповедникам – число обращенных. Журналистам телеканала “РЕН ТВ” нужна сенсация. Так же как рыбы приспособлены жить в воде, но не на суше, научные идеи плохо выживают за пределами научных институтов и журналов. Хотите определить значимость идеи – оцените ее эволюционное происхождение, основных носителей и степень их самокритичности.

Вирусы успешны благодаря тому, что их оболочки подходят к полезным молекулам на поверхности клеток, как ключ к замку. Паразитические идеи захватывают разум, подстраиваясь под в целом правильные принципы мышления и превращая наши преимущества в недостатки. Вспомните заблуждения, связанные с апофенией или симпатической магией.

Всякий раз, когда мы усваиваем новую идею, в нашем мозге происходят физиологические изменения. Обработка информации связана с изменением активности клеток нервной системы и корректировкой связей между ними. Нет ничего удивительного, что возникают и распространяются идеи, способные настроить наш мозг на их воспроизведение, даже в ущерб интересам человека.

Философ Дэниел Деннет в своей лекции “Опасные мемы” для TED Talks сравнил террористов-смертников с муравьями, зараженными ланцетовидной двуусткой[507]. И те и другие умирают из-за паразитических сущностей, подчиняющих себе разум.

Мы больше, чем гены, и больше, чем мемы. Каждый из нас – носитель уникальной комбинации врожденных признаков, отполированных опытом и средой. Ученые пока не умеют копировать нейронные сети мозга, а значит, полноценному воспроизведению мы не подлежим. Остерегайтесь опасных мемов, принижающих ценность человеческой жизни. А еще помните: если какая-то идея популярна – она вовсе не обязательно верна или полезна своему носителю.

И не забудьте рассказать об этой книге друзьям и в социальных сетях, иначе дух сожженного на костре ученого придет к вам ночью и превратит в зомби.