Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты думаешь, мой отец стал… – Серега не смог выговорить. – Нет, с моим папой этого не могло произойти! Не могло!
– А с Малинкой могло? – тихо сказал Валентин.
– Она была уже мертвая! Понимаешь? Ее монах оживил, а потому она…
– А может, и нет, – перебил Валентин. – Помнишь, ты рассказывал, что Малинка слышала наш разговор, она знала твое имя? Она тогда была жива, но без сознания! Может, даже в коме. Но живая! А монах ее просто подтолкнул к жизни. Но потом ее поцарапал кто-то из коридорных обитателей. А они уж точно упыри! И монах тебе сказал, что против этого перечеса ничто не поможет! Малинка именно после этой царапины стала такой страшной! И если твоего отца ранил упырь, то и он… Я, конечно, во всей этой мистике мало разбираюсь, но… давай надеяться на лучшее, а предполагать худшее, понимаешь?
Серега вздохнул.
– Давай, – прошептал он, не в силах говорить громче, чтобы не разреветься. – Но все равно надо его пойти поискать.
– Нет слов, надо, – кивнул Валентин. – Обязательно! Но пойду я один, а ты останешься.
– Ну конечно! – возмутился Серега.
– Ну конечно, – холодно повторил Валентин, и это прозвучало так, что Серега понял: его не переубедить. – Прежде чем спорить, башкой подумай, о’кей? Вместе нам трудней будет убежать, если на них нарвемся. А так я уйду – и вернусь ну, там, через полчаса.
– А если они тебя тоже цапнут? И ты придешь, а я не буду знать, что ты тоже упырь? – жалобно спросил Серега.
– Резонно, – задумчиво кивнул Валентин. – Давай сделаем так…
Он подошел к своей машине, по-прежнему стоявшей уткнувшись носом в землю, и вытащил из багажника чемодан. Порылся в нем и выдернул галстук, который немедленно заискрился в лунном свете, словно был усыпан бриллиантами.
– Ух ты… – протянул Серега. – Красотища!
– Да нет, ты не думай, я не попугай какой-нибудь, – засмущался Валентин. – Это мне невеста прислала. В подарок. Днем он просто черный, а при луне сияет – видишь как?
– Невеста? – изумился Серега. – Так ты что, на свою свадьбу ехал?!
– Ну, может, все свадьбой и кончилось бы, – усмехнулся Валентин. – Я с одной женщиной по Интернету познакомился. Она живет не так далеко отсюда – в Суроватихе. Имя у нее очень красивое – Ольга Солнцева. И она сама, по фоткам судя, красивая. Вообще я ей уже сделал предложение, но она пока не дала согласия. Решили встретиться и посмотреть друг на друга. Она боялась, мне не понравится, что у нее дочка есть. А чем это плохо, не понимаю? Я даже рад был… Ну, я к ней ехал, когда Малинку подобрал и влип в эту историю. Ольга, наверное, решила, что я раздумал приезжать. Даже не знаю, как теперь оправдываться буду.
– Ничего, – пробормотал Серега. – Главное – в ночи не заплутаться.
– Хорошо сказано, – одобрил Валентин.
– Это монах говорил Малинке, – пояснил Серега.
– Хорошо сказано, – повторил Валентин. – Слушай, если вся эта заварушка благополучно закончится и я женюсь на Ольге, пойдешь ко мне свидетелем?
– Ты что? – засмеялся Серега. – Я же еще маленький!
– Да, правда, я и забыл, – засмеялся и Валентин, повязывая на шею свой «бриллиантовый» галстук.
– Зачем это? – озадачился Серега.
– Это будет наш знак, – пояснил Валентин. – Если мне повезет, если я вернусь нормальный, то я галстук заранее сниму – договорились? Если же они меня сцапают… думаю, я про это забуду. Так что смотри внимательно, каким я буду подходить, ладно? И если я окажусь при галстуке, то, значит, я ушел и не вернулся. К тебе иду уже не я! Понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Серега уныло.
До чего же ему не хотелось, чтобы Валентин уходил! Если бы еще с Гаврюшей остаться – туда-сюда, но, судя по целе-устремленному виду головы, Гаврюша не собирался покидать любимого хозяина, с которым был так долго разлучен.
И вот высокий мужчина, сопровождаемый весело скачущей рыжей собачьей головой, пошел под дорожке, ярко освещенной луной, и скоро скрылся из виду.
А Серега остался один…
* * *
Накатили такой страх и такое отчаяние, каких Серега в жизни не испытывал. Он схватил телефон Грушина и начал набирать номер Валентина, который остался во входящих вызовах, но связи не было.
Серега походил по дороге, выбирая место, но связи не было нигде.
Постоял, вслушиваясь в лесную тишину.
Никогда, еще никогда в жизни ему не приходилось оставаться в лесу одному, и сейчас казалось, что это стало самым страшным испытанием за весь этот невероятный, полный самой изощренной чертовщины, фантастический и ужасный вечер.
Все время чудилось, будто кто-то хихикает сзади и тихонько, едва касаясь, ерошит ему волосы.
Серега оборачивался, оборачивался, пока шея на заболела.
Но сзади никого не было, и он постепенно успокоился.
Есть такая народная мудрость: «У страха глаза велики». Наверное, там, сзади, хихикал его страх с великими глазами.
Ну и пусть хихикает!
Серега обхватил себя за плечи, пытаясь унять дрожь.
Прислушался.
Было тихо. Откуда-то издалека-издалека, словно с другой планеты, доносился свист машин, пролетавших по шоссе. Как был бы счастлив Серега, если бы этот свист слышался погромче и почаще!
Он походил по дороге туда-сюда, но шаги так громко отдавались в тишине, что снова стало жутко.
Слабый ветерок лениво шевелил посреди дороги какую-то бумажку…
Да ведь это та самая записка, которая лежала под ветровым стеклом! В которой, вспомнил Серега, есть слова про наследка и седьмое колено.
Странная бумага, странные слова… А что, если это то самое проклятие, о котором говорил монах?
Может быть, там найдется что-то полезное? Например, как избавить монаха от этого проклятия? Или какой-нибудь заговор, чтобы отогнать упырей?..
Фургончик «Скорой» так и стоял с зажженными фарами, но Сереге ужасно неохота было подходить к нему, даже чтобы просто прочитать загадочный листок. Тогда он встал посреди дороги и развернул бумагу, лишний раз удивившись, что в темноте отлично различает каждую букву.
И вдруг Серегу осенило, почему он обладает такой способностью и почему видел мертвецов до полуночи. Это родство с монахом наделило его невероятным даром! Но почему все-таки их видела Малинка, если была жива?!
Ну, может, когда-нибудь это выяснится…
Он начал читать.
Впрочем, чтением этот процесс назвать было сложно, потому что Серега запинался даже не на каждом слове, а на каждой букве.
«Аминь! За дар твой залазный бысти тебе, калугер, в керсту живьем ввержену и стояти изъязвлену в ужах словес моих, дондеже незапу не грянет наследок твой, чадо колена седьмого, могущий зрети нежить допреж полунощи. Сей наследок мыт отвергнет, навий, упырей и прочую тварь кобную в нощь купальскую осилит без меча, без сулицы и рожна осиннаго, аще не сугнет оного орда моя, ведомая балием подхибным, отай подручником бирева нашего вельзевела.