— Если хоть одно из этих предположений верно, то нам не повезло. Но если он попал к нам в плен, то вполне возможно, что мы сумеем его отыскать. Вполне возможно.

— Итак, будем исходить из того, что он взят нами в плен, — согласился Роджер. — Но все же… — А другого выбора у нас нет.

— И если мы его найдем, то надо еще будет заставить его говорить, — напомнил Роджер.

— Я заставлю его говорить, — заверил Литс, — об этом можешь не беспокоиться.

Но Роджер беспокоился, потому что ему не понравилось выражение, проскользнувшее по лицу капитана, когда он это говорил.

Если Айхманн попал в плен, то он является собственностью армейской контрразведки, поскольку допрос пленных проводится ими. Поэтому на следующее утро они отправились в Аугсбург, где находилась контрразведка седьмой армии. Контрразведка вместе со штабом армии расположилась в старом поместье возле разрушенного города. Штаб армии занял главное здание поместья, а контрразведка — несколько разбросанных по холмам охотничьих домиков.

Для того чтобы увидеть майора Миллера, оперативного офицера контрразведки, им потребовалось приличное время, и это ожидание для Литса оказалось самым трудным. Для него это было труднее, чем прорываться под вражеским огнем в пункт № 11 или помогать доктору вскрывать труп недельной давности, потому что в обоих этих эпизодах ему приходилось хоть что-то делать. А тут пришлось просто сидеть. Минуты бежали одна за другой, и вдруг оказалось, что уже вечер. Наступила темнота, которая затопила все окна.

— Как по-немецки будет «ночь»? — спросил Литс у Тони.

— Брось, дружище. Ты и сам это прекрасно знаешь.

— Да, «нахт». Звучит так, словно взводится курок винтовки.

Вскоре появился Миллер, смертельно уставший, бледный веснушчатый человек лет сорока в военной шинели.

— Господи, извините, что так поздно, — сказал он вместо приветствия. — И долго вы, парни, меня здесь ждете?

— Несколько часов, сэр, — ответил Литс — Понимаете, нам нужна кое-какая помощь, поэтому мы и приехали сюда.

— Конечно, конечно. Слушайте, если б я только…

— Немецкие пленные. Особенно эсэсовцы. Выше майора. А именно оберштурмбанфюрер Айхманн из отдела под названием Амт четыре-В-четыре.

— Это гестапо.

— Гестапо? — переспросил Литс.

— В структуре РСХА. Центральная служба безопасности. Айхманн, говорите?

— Вы знаете его?

— Нет. Но мы уже начинаем разбираться в структуре РСХА.

— Ну ладно, где он может быть? Я имею в виду, если он у вас. Где нам его искать?

— Далеко отсюда. В замке. Извините, в секретном подразделении.

Литс почувствовал, как у него от удивления отпала челюсть.

— Так вы хотите получить туда допуск? — продолжал майор. — Ну что ж, это, конечно, можно организовать. Возьмите у своего начальства какое-нибудь письмо для контрразведки седьмой армии. Через неделю-другую оно придет ко мне с двадцатью шестью резолюциями разных шишек, и тогда…

— Майор, — прервал его Литс, — мы должны увидеть этого парня сегодня. Завтра, возможно, будет уже слишком поздно.

— Слушайте, ребята, поверьте мне, если бы я мог помочь, я бы это сделал. Но я беспомощен. Смотрите, — он достал из-под стола руки и сложил запястья так, словно они связаны. Потом слабо улыбнулся и сказал: — Они связаны. Понимаете ли, эти офицеры считаются разведывательным источником огромной важности. Мы их держим в центре допросов, как я уже сказал, в замке. Были разговоры, чтобы позже сделать общий центр для допросов. Видите ли, многие из них работали против русских. Давайте посмотрим правде в глаза: эта война уже закончилась, но на носу следующая. И эти парни приняли первый бой в этой будущей войне. У них есть всевозможная агентура в русской среде, в коммунистических ячейках сопротивления, разбросанных по всей Европе, они обладают знаниями о сотнях разведывательных операций. Они — настоящее сокровище, они ценятся на вес золота. То есть они…

— Майор, — очень спокойно сказал Литс, — идет немецкая операция, которая все еще горяча. Так горяча, что от нее дым валит. Она идет сегодня. Сейчас. Есть некий офицер по имени Репп, из войск СС, отличный стрелок. Он собирается всадить в кого-то пулю. В кого-то очень важного. Это будет последняя воля и завещание Третьего рейха. Он его исполнитель.

— И в кого же?

— Это трудный вопрос. Мы не знаем. Но мы уверены, что этот Айхманн должен знать, потому что наткнулись на его имя в очень важном деле в административном центре Дахау.

— Я бы с радостью помог, но не могу. Есть официальные каналы. С меня шкуру спустят. Обращайтесь по этим каналам.

— Послушайте, майор, у нас нет времени обращаться по официальным каналам. Кое-кто, черт подери, будет уже на мушке, пока мы заполняем разные формы.

— Капитан, Литс, нет никакой…

— Ладно, послушайте. Есть одна действительно стоящая причина, по которой вы должны дать нам этого парня: он просто наш. Мы купили его. А вы нет. Вы наткнулись на него и даже не знаете, у вас ли он. А мы заплатили за него жизнями. Тридцать четыре парашютиста погибли в Шварцвальде, работая для нас, и в два раза больше получили ранения. Одиннадцать парней из Сорок пятой дивизии были убиты в апреле. Затем еще были двадцать пять заключенных, которых Репп использовал для практики. И наконец, мой помощник, тоже бывший заключенный, лежит в Дахау во рву, полном костей и извести. Он заслуживал лучшего, но получил это. Поэтому, когда я говорю, что Айхманн мой, что он должен сдать мне Реппа, я имею в виду все это.

— Здесь не идет речь о смертях. Люди на войне умирают постоянно, капитан….

«Но только не такие, как ты», — подумал Литс.

— … и все-таки мы должны придерживаться заведенных правил. Я просто не могу… нет никакой возможности… это смешно. Но… — Наступило молчание. Наконец он произнес: — О черт, — отвернулся и глубоко вздохнул. — Сколько тебе лет? — вдруг обратился он к Роджеру.

— Девятнадцать, сэр, — отчеканил Роджер.

— Парашютист, насколько можно судить по сапогам.

— Ммм, да, сэр.

— Есть боевые прыжки?

— Шесть, — соврал Роджер.

— Молодой и сумасшедший. Сумасшедший до безрассудства. Могу поспорить, что все пытались тебя от этого отговорить.

— Да, сэр, — ответил Роджер.

— Но ты все равно пошел, хотел показать, какой ты мужественный, да?

— Что-то вроде этого, сэр, — согласился Роджер. — Первый был на Сицилию. Потом в Нормандию. Большая драка в Голландии. Туго пришлось в Бастони, в прорыве. Такое уж Рождество. И наконец, за Рейн. Операция называлась «Университет». В марте.

«Это всего лишь пять, Роджер, — подумал Литс — И никто не прыгал в Бастони».

— О, и еще прыжок, о котором упоминали капитан Литс и майор Аутвейт, э-э, сэр, ну, знаете, тот…