Обвинение в ереси являло собой очевидный нонсенс. Однако к концу жизни, на середине восьмого десятка, Иоанн XXII все более был близок к тому, чтобы пересечь грань дозволенного. В целом он согласился с ортодоксальными богословами, что святым на небесах позволено непосредственно лицезреть Бога; в серии проповедей, произнесенных зимой 1331-1332 годов, он объявил это неистинным, настаивая, что полное лицезрение Бога возможно лишь после Страшного суда; до той поры они могут видеть лишь человеческую сущность Христа. Последовавшая за этим буря протеста привела к тому, что эти высказывания подверглись осуждению со стороны комитета докторов Парижского университета, прозвучало требование созвать Вселенский собор. В конце концов папа пошел на известные уступки, признав, что души блаженных удостоятся лицезрения «настолько, насколько позволит их состояние» — несколько забавная формула, которая удовлетворила его критиков. Подобно своему предшественнику, он был закоренелым непотистом: из двадцати восьми кардиналов, им назначенных, двадцать происходили из Южной Франции, а трое приходились ему племянниками. Однако в отличие от Климента он и не помышлял о возвращении в Рим[161]; на момент его смерти под влиянием французского короля папство стало, так сказать, более французским, чем когда бы то ни было.

Теперь Авиньон стал гораздо больше (и богаче), чем когда туда приехал Климент V. Спустя четверть столетия после того, как этот город превратился в резиденцию пап, он уже не был отвратительным городишком. Теперь он стал городом, которому налоговая система, созданная Климентом и Иоанном, принесла неслыханное богатство. Целые районы его сносились, на их месте воздвигались прекрасные дворцы и особняки для кардиналов и послов, банкиров и купцов, архитекторов, художников и ремесленников, которые стекались сюда со всей Европы в поисках удачи[162]. Папский Авиньон быстро превратился в первый финансовый центр Европы. Петрарка, писавший в 1340 году, был глубоко потрясен:

Посреди всего этого безвкусного великолепия Иоанну было приятно властвовать. Именно по его указанию развели виноградник Шатонеф-дю-Пап[164]. Сохранилось также сообщение о провизии, которую он выдал в ноябре 1324 года для пиршества по случаю свадьбы своей внучатой племянницы. В нее входили 9 быков, 55 баранов, 8 свиней, 4 кабана, 200 каплунов, 690 кур, 3000 яиц, 580 куропаток, 270 кроликов, 40 ржанок, 37 уток, 59 голубей, 4 журавля, 2 фазана, 2 павлина, 292 небольших птицы, три центнера[165] сыра, 2000 яблок и других плодов и 11 бочек вина.

В конце концов, спиритуалы, возможно, были правы.

* * *

Папа Иоанн XXII скончался 4 декабря 1334 года. На сей раз кардиналы действовали достаточно быстро. Нового папу посвятили в сан уже в 20-х числах. Им стал епископ Памьерский, сын булочника, бывший цистерцианский монах по имени Жак Фурнье, который теперь стал Бенедиктом XII (1334-1342). Он был не слишком привлекательной личностью. Высокого роста, грузный, с очень зычным голосом, он снискал себе известность в качестве инквизитора и взялся уничтожить последние следы катарской ереси на юго-западе Франции. В этом деле он весьма преуспел: в присутствии пяти епископов и короля Наварры 183 мужчины и женщины были сожжены на костре — зрелище, описанное современниками как «сожжение, очень большое и угодное Богу»[166]. Папа Иоанн сделал его в ту пору кардиналом в награду за проделанную работу.

Однако, несмотря на свою непреклонность и бескомпромиссность, Бенедикт обладал и некоторыми достоинствами. Он не отличался заносчивостью Иоанна. Презирая всякую роскошь, он продолжал носить платье цистерцианца. Непотизм он ненавидел — ни один из его родственников назначений не получил — и объявил войну бесчисленным злоупотреблениям, которые творились во время понтификата его предшественника. Всех живших при храмах прихлебателей и бродяг-монахов, не имевших резона оставаться в Авиньоне, отпустили. Плата, полагавшаяся за подготовку документов, была впервые зафиксирована; для цистерцианцев, францисканцев, бенедиктинцев выпущены новые строгие правила. Куда менее уверенными оказались его действия на дипломатической арене. Ему не удалось предотвратить начало Столетней войны между Францией и Англией, положившей конец всяким надеждам на организацию крестового похода. Не имели успеха и его усилия по улучшению отношений с императором Людвигом, французским королем Филиппом VI и неаполитанским королем.

Есть свидетельства о том, что в самом начале своего понтификата Бенедикт мог всерьез размышлять о возвращении в Италию, хотя, видимо, на первый раз не далее Болоньи, поскольку в Риме обстановка явно не улучшалась. Почти сразу после своего посвящения в сан он приказал отреставрировать собор Святого Петра и настелить на него новую кровлю и в течение нескольких лет тратил огромные суммы на это и на работы в Латеранском соборе. Однако вскоре его, похоже, отговорили от этой идеи кардиналы (почти все они были французами) и Филипп; и к концу 1336 года подданные папы более не сомневались, что в обозримом будущем, а может быть, и навсегда курии суждено остаться на берегах Роны. Начались работы по строительству Palais des Popes, или Дворца пап.