— Именно так, — отвечаю я.

Ночной воздух прорезает новый рев, он проникает через стены школы, и от него у меня стынет кровь. Земля начинает колебаться от шагов чудовища, которое теперь, должно быть, выпущено на свободу. Я качаю головой. Я своими глазами видел, какие они огромные, в картинах войны на Лориен.

— Ради ваших друзей и ради нас самих, — говорит Шестая, — нам надо убираться отсюда к чертовой матери, пока есть время. Пытаясь добраться до нас, они разрушат все здание.

Мы киваем друг другу.

— Наш единственный шанс — уйти в лес, — решает Генри. — Что бы это ни было, мы можем от него ускользнуть, если будем невидимы.

Шестая кивает.

— Держите меня за руки.

Нас не надо больше уговаривать, и мы берем ее за руки.

— Как можно тише, — говорит Генри.

В коридоре темно и тихо. Мы идем неслышно и спешно, то есть как можно быстрее и с наименьшим шумом. Снова рев, и на него накладывается еще один. Не одно чудовище, а два. Мы идем дальше и входим в спортзал. Никаких скаутов. Когда мы доходим до середины площадки, Генри останавливается. Я смотрю в его сторону, но не вижу его.

— Почему мы остановились? — шепчу я.

— Ш-ш-ш, — говорит он. — Слушай.

Я напрягаю слух, но не слышу ничего, кроме шума крови, приливающей к ушам.

— Чудовища перестали двигаться, — замечает Генри.

— И что?

— Ш-ш-ш, — говорит он. — Там есть что-то еще.

И тут я тоже это слышу — легкое повизгивание, словно издаваемое маленькими животными. Звуки приглушенные, но явно становятся громче.

— Что за черт? — спрашиваю я.

Что-то начинает стучать в люк на сцене, люк, через который мы хотели бежать.

— Включи свой свет, — говорит он.

Я отпускаю руку Шестой, включаю свет и направляю его на сцену. Генри смотрит туда же, нацелив ружье. Люк подрагивает, как будто что-то пытается пробраться через него, но не хватает сил. «Горностаи, — думаю я, — крепко сбитые маленькие существа, которые так напугали тех парней в Атенсе». Одно из них так сильно толкает люк, что он срывается, скатывается со сцены и дребезжит по полу. Значит, не такие они и слабые. Два из них вырываются наружу и, увидев нас, бросаются к нам с такой скоростью, что я едва могу их разглядеть. Генри, прицелившись, смотрит на них, на его лице удивленная улыбка. Они разбегаются в стороны и метров за шесть от нас прыгают: один — на Генри, другой — на меня. Генри стреляет, и горностай разрывается, обдавая его своей кровью и внутренностями; и как раз когда я собираюсь при помощи телекинеза разорвать второго, его перехватывает в воздухе невидимая рука Шестой и швыряет об пол, как футбольный мяч, тут же убивая.

Генри передергивает затвор.

— Это было неплохо, — говорит он, и прежде чем я успеваю ответить, от удара кулака чудовища обрушивается вся стена вдоль сцены. Оно замахивается и снова бьет, разнося сцену на кусочки и открывая ночное небо. От потока воздуха мы с Генри откидываемся назад.

— Беги! — кричит Генри и сразу разряжает в чудовище все патроны. Никакого эффекта. Оно наклоняется вперед и издает такой рев, что на мне колышется одежда. Ко мне протягивается рука и хватает меня, делая невидимым. Чудовище нападает, двигаясь прямо на Генри, и меня охватывает ужас при мысли о том, что оно может с ним сделать.

— Нет! — кричу я. — К Генри, иди к Генри!

Я выкручиваюсь от Шестой, хватаю ее и отталкиваю от себя. Меня теперь видно, она же остается невидимой. Чудовище надвигается на Генри, который стоит спокойно и смотрит, как оно приближается. Нет патронов. Нет вариантов.

— К нему! — снова кричу я. — К нему, Шестая!

— Беги в лес! — кричит она в ответ.

Мне остается только смотреть. Чудовище возвышается над Генри, и в нем, должно быть, десять, может, двенадцать метров роста. Оно ревет, в глазах ярость. Его мощный огромный кулак взвивается высоко вверх, так высоко, что крушит перекрытие и крышу спортзала. А потом он падает вниз так быстро, что сливается в полосу, как крутящиеся лопасти вентилятора. Я в ужасе кричу, понимая, что Генри сейчас будет раздавлен. Я не могу отвести взгляд, Генри кажется таким маленьким с висящим на боку ружьем. За долю секунды до того, как кулак касается его, Генри исчезает. Кулак обрушивается на пол спортзала, разбивая его в щепки. От сотрясения я отлетаю метров на шесть к трибунам. Чудовище оборачивается ко мне, закрывая собой место, где только что стоял Генри.

— Генри! — кричу я. Чудовище ревет так, что глушит любой ответ, если он и был. Оно делает один шаг ко мне. В лес, сказала Шестая. Беги в лес. Я встаю и изо всех сил бегу в конец спортзала, куда только что вломилось чудовище. Я оборачиваюсь, чтобы увидеть, преследует ли оно меня. Нет. Возможно, Шестая что-то сделала, чтобы отвлечь его внимание. Все, что я знаю, так это то, что я сейчас сам по себе, один.

Я перепрыгиваю через кучу щебня и со всех ног бегу от школы в сторону леса. Вокруг меня, как духи зла, роятся тени. Я знаю, что смогу от них оторваться. Чудовище ревет, и я слышу, как рушится еще одна стена. Я добегаю до деревьев, и кажется, что тени отстали. Я останавливаюсь и прислушиваюсь. Деревья покачиваются под легким ветром. Здесь есть ветер! Я вырвался из-под купола, который создали могадорцы. Что-то теплое скапливается у меня за поясом. Это открылась рана, которую я получил в доме у Марка.

С того места, где я стою, силуэт школы кажется размытым. Спортзала больше нет, на его месте груда кирпичей. Тень чудовища возвышается над развалинами столовой. Почему оно не погналось за мной? И где второе чудовище, которое мы все слышали? Кулак чудовища снова опускается, разрушена еще одна комната. Где-то там Марк и Сара. Это я велел им возвращаться и теперь понимаю, как это было глупо. Я не предполагал, что чудовище станет разрушать школу, зная, что меня там нет. Я должен что-то сделать, чтобы чудовище убралось оттуда. Я глубоко вдыхаю, чтобы собраться с силами, и в тот момент, когда я делаю первый шаг, что-то сильно бьет меня по затылку. Я падаю лицом в грязь. Я трогаю место, куда был нанесен удар, и моя рука оказывается в крови, она капает с кончиков моих пальцев. Я оборачиваюсь и сначала ничего не вижу, но потом он выходит из тени и ухмыляется.

Солдат. Так вот как они выглядят. Выше скаутов — два с лишним, может, два с половиной метра ростом, под истрепанной черной хламидой проступают рельефные мускулы. По всей длине рук — большие вздувшиеся вены. Черные ботинки. Голова не покрыта, волосы спадают на плечи. Та же бледная восковая кожа, что и у скаутов. Самоуверенная усмешка, усмешка окончательного приговора. В одной руке у него меч. Длинный и сверкающий, сделанный из металла, который я никогда не видел ни на Земле, ни в моих воспоминаниях о Лориен, он пульсирует и от этого кажется живым.

Я начинаю отползать, кровь капает мне на шею. Чудовище в школе испускает новый рык, я хватаюсь за нижние ветки ближайшего дерева и поднимаюсь. Солдат в трех метрах от меня. Я сжимаю обе ладони в кулаки. Он небрежно направляет меч в мою сторону, и что-то выходит из его острия, что-то похожее на маленький нож. Я смотрю, как нож описывает дугу, оставляя за собой легкий след, словно дым за самолетом. Это какой-то колдовской свет, я не могу оторвать от него взгляд.