Гортензия приняла короля в доме леди Елизаветы Харви.

Она догадывалась, что, как только он услышит о ее приезде в столицу, сразу же пожелает навестить ее. Это было как раз то, чего хотела Гортензия.

Она устроилась на софе, поджидая его. Она была соблазнительно красива, и хотя ей было уже тридцать лет и она вела необузданную, полную приключений жизнь, красота ее от этого нисколько не пострадала. Ее безупречно классические черты лица останутся безупречными и классическими до конца ее жизни. Ее густые, иссиня-черные волосы локонами ниспадали на ее голые плечи; но больше всего ее красили удивительные фиалковые глаза.

Гортензия была невозмутимо добродушна и ленива, ее темперамент был под стать королевскому, очень чувственная, она приобрела большой опыт любовных приключений. Ей часто говорили, что ей стоило бы посетить Англию, и она много раз собиралась возобновить свое знакомство с Карлом, но всякий раз случалось что-нибудь, что мешало ей это сделать; какой-нибудь новый любовник обманывал ее и заставлял забыть о человеке, который хотел стать ее возлюбленным в дни ее юности. Теперь в Англию ее заставила приехать абсолютная нищета. Абсолютная нищета и тот факт, что в Савойе она затеяла такой скандал, что ее попросили уехать. Последние три скандальных года она провела в обществе Сэзара Викара, удалого, осанистого молодого человека, который выдавал себя за настоятеля аббатства Сен-Реял. Когда были обнаружены письма, которыми обменивались герцогиня и мнимый аббат, то они, совершенно лишенные какой бы то ни было сдержанности, так потрясли тех, в чьи руки попали, что герцогиню попросили покинуть Савойю.

Поэтому, обнаружив, что она бедна и нуждается в пристанище, Гортензия прибыла в Англию. Она была бесстрашна. Ей пришлось в разгар зимы с риском для жизни переправиться через пролив и прибыть с несколькими слугами в совершенно чужую страну, ни минуты не сомневаясь, что ее захватывающая красота обеспечит ей положение при королевском дворе.

Карл быстро вошел в комнату, взял ее руку и поцеловал, не спуская глаз с ее лица.

– Гортензия! – воскликнул он. – Но вы та же самая Гортензия, которую я любил много лет тому назад. Нет, не та же самая. Черт побери, я тогда не поверил бы, что кто-то может быть красивее, чем самая молодая из сестер Мазарини. Но теперь я вижу, что есть особа более прелестная – герцогиня Мазарини – выросшая Гортензия.

Она рассмеялась на эти его слова и непринужденным жестом руки пригласила сесть, как будто она была королева, а он ее подданный. Карл принял это как должное. Он чувствовал, что на самом деле должен забыть о своем королевском достоинстве перед такой красавицей.

Длинные ресницы оттеняли смуглую кожу лица. Карл не спускал глаз с красивых волос цвета воронова крыла, рассыпавшихся по голым плечам. Эта томная красавица возбудила в нем такое желание, какое он редко испытывал в последнее время. Он знал, что перенесенная болезнь изменила его, он стал не тем мужчиной, каким был прежде. Но он решил, что Гортензия должна стать его любовницей.

– Вы не должны оставаться здесь, – сказал он. – Вам следует тотчас переехать на Уайтхолл.

– Нет, – ответила она, улыбаясь своей томной улыбкой. – Может быть, позже. Если это можно будет устроить.

– Но это будет устроено!

Она рассмеялась, не считая нужным притворяться. Выросшая при французском королевском дворе, она обладала всеми привлекательными качествами придворных Людовика и научилась быть практичной.

– Я очень бедна, – сказала она.

– Я слышал, что вы унаследовали все состояние своего дяди.

– Это так и было, – ответила Гортензия. – Арман, мой муж, быстро добрался до него и промотал.

– Как! Все?

– Все. Но какое это имеет значение? Я удрала.

– Мы слышали о ваших приключениях, Гортензия. Я удивляюсь, что вы не навестили меня раньше.

– Довольно и того, что я теперь приехала.

Карл быстро соображал. Она будет просить пенсию, и, если получит достаточно большую, то переедет в Уайтхоллский дворец. Ему надо быстро увидеться с Данби и устроить все это. Но сейчас все эти дела он с ней обсуждать не будет. Она итальянка по происхождению, воспитывалась во Франции, и поэтому, какой бы томной она ни казалась, она знает, как соблюсти свою выгоду.

Не то чтобы он не был склонен обсуждать денежные вопросы с женщиной, но он боялся, что она потребует слишком много и он не найдет в себе сил отказать ей.

Он ограничился созерцанием этой несравненной красоты и мыслями о том, что в скором времени она будет принадлежать ему.

– Нам следовало бы вступить в брак, – сказал он.

– Ах! Воспоминания, воспоминания. А каким очаровательным мужем вы могли бы быть! Много лучше Армана, от которого я вынуждена была сбежать.

– Ваш дядя и слышать обо мне не хотел. Он не желал отдать свою племянницу скитающемуся принцу без королевства.

– Жаль, что вы не вернули себе королевство раньше.

– Я часто об этом думал… Теперь, увидев вас, я сожалею об этом больше, чем когда бы то ни было, потому что, если бы я был королем с королевством, когда просил вашей руки, то не получил бы отказ.

– Мария тоже могла бы быть королевой, – ответила Гортензия. – Но дядя ей не позволил. Подумать только! Мария могла бы стать королевой Франции, а я – королевой Англии, если бы не дядя Мазарини.

Карл смотрел в ее лицо, восхищаясь совершенством черт, а мысли Гортензии были далеко. Она вспоминала французский королевский двор, при котором выросла вместе со своими четырьмя сестрами – Лаурой, Олимпией, Марией и Марианной. Они все танцевали в балетах, которые ставили для маленького короля и его брата Филиппа; а ее дядя, кардинал Мазарини, и мать Людовика, Анна Австрийская, совместно правили Францией. Все племянницы кардинала славились своей красотой, но многие говорили, что малышка Гортензия была самой миловидной из всех. Как много хорошего усвоили они при этом самом роскошном и изысканном королевском дворе!

Она вспомнила, что Людовик – впечатлительный и мечтательный – первый полюбил Олимпию, а потом гораздо более страстно, более серьезно влюбился в Марию. Ей припомнились неудача Марии, ее слезы, отчаяние. Она представила себе Людовика, такого молодого, решительно настаивающего на браке с Марией. Бедный Людовик! И бедная Мария!

Именно кардинал разрушил их надежды. Некоторые были бы рады видеть свою племянницу королевой Франции. Но не Мазарини. Он боялся французов. Они его ненавидели и обвиняли во всех своих бедах; он считал, что, если он позволит их королю жениться на своей племяннице, то они восстанут против него, и во Франции разразится революция. Он помнил гражданскую войну времен Фронды. Возможно, он поступил мудро. Но какое горе пережили молодые люди! Людовик женился на простоватой маленькой испанской инфанте Марии-Терезе, которую никогда не любил, и ныне о его любовных историях говорит весь свет. И бедная Мария! Ее поторопились выдать замуж за Лоренцо Колонну, бывшего великим коннетаблем Неаполя, и ему удалось сделать ее такой же несчастной, каким она сделала его и каким, вне всякого сомнения, Мария-Тереза, кроткая и чопорная маленькая испанка, сделала Людовика.