Квин улыбнулся своим воспоминаниям и продолжал:

— Не так давно Филд предъявил Барри уличающие его документы и потребовал денег за молчание. Тот заплатил ему, сколько сумел набрать, но это, естественно, не удовлетворило ненасытного шантажиста. Барри отделывался обещаниями. Но Филд и сам сильно проигрался и постоянно предъявлял новые требования своим «должникам». Загнанный в угол Барри понял, что Филда надо заставить замолчать навсегда, иначе его матримониальные планы рухнут. И он замыслил убийство, рассуждая, что, если ему даже удастся собрать пятьдесят тысяч долларов, которые требовал Филд, — а на это не было ни малейшей надежды, — и даже если Филд вернет ему оригиналы документов, его брак все равно останется под угрозой, потому что Филду достаточно будет только пустить слух о его низком происхождении. Так что оставалось только убить Филда. Что он и сделал.

— Негритянская кровь? — спросил Кронин. — Бедняга!

— А по виду и не скажешь, — заметил Сэмпсон. — Такой же белый, как ты или я.

— В Барри вовсе не сто процентов негритянской крови, — возразил инспектор, — а какая-то капля. Буквально капля. Но для Айвз-Поупов и этого было бы достаточно… Короче говоря, когда мы обнаружили документы, мы поняли, кто убил Филда, как и почему. Но у нас не было доказательств, а без доказательств суд не примет дело об убийстве к производству.

Давайте обсудим имевшиеся в нашем распоряжении улики. Сумочка Фрэнсис — от нее нам никакого проку не было… Источник яда — полный провал. Кстати, Барри добыл яд именно так, как предположил доктор Джонс: купил бензин и получил из него тетраэтилсвинец с помощью перегонки. Никаких следов эта операция не оставляет… Еще одна улика: исчезнувшая шляпа Монте Филда… Билеты на шесть свободных мест — мы их не видели и не надеялись увидеть. Найденные нами документы подсказывали лишь мотив, но не являлись доказательством. Точно так же убийство мог совершить и Морган, и любой член преступной организации Филда.

У нас возник план подослать в квартиру Барри профессионального взломщика: может быть, он обнаружит там или шляпу, или билеты, или какие-нибудь другие улики, например остатки яда или аппарат, при помощи которого он перегонял бензин. Вели привел ко мне такого «специалиста», и тот забрался к нему в квартиру в пятницу, когда Барри был занят в спектакле. Но взломщик ничего такого не нашел. Барри все уничтожил: и шляпу, и билеты, и яд. Собственно говоря, мы этого ожидали, но считали необходимым удостовериться.

Хватаясь за соломинку, я созвал в театр зрителей, которые в роковой понедельник сидели неподалеку от Филда: может быть, кто-нибудь из них заметил Барри. Так часто бывает: по прошествии времени люди вспоминают подробности, которые в горячке первого допроса выскочили у них из головы. Но и тут у меня ничего не вышло. Только парень, продававший лимонад, вспомнил, что видел, как Филд подобрал сумочку Фрэнсис. Но это нам ничего не давало. Не забывайте, что в четверг мы допросили актеров и не получили от них никаких полезных сведений.

Так что мы могли предложить присяжным только превосходную гипотезу, в поддержку которой у нас не было ничего, кроме косвенных улик. Любой толковый адвокат растерзал бы наши доводы в клочья. Вы сами знаете, как в суде относятся к косвенным уликам… И тут на меня свалилась новая беда: Эллери уехал в горы на рыбалку.

Как я ни ломал голову, ничего дельного придумать не мог. Как доказать вину человека, если доказательств нет? Я весь кипел от бешенства. И тут Эллери прислал мне телеграмму с гениальной подсказкой.

— Подсказкой? — переспросил Сэмпсон.

— Да. Он предложил мне самому заняться шантажом…

— Как это? — изумленно воззрился на него Сэмпсон.

— Эллери всегда приходят в голову нестандартные мысли. Я понял, что мне остается одно: сфабриковать доказательства.

Его слушатели озадаченно смотрели на него.

— Все очень просто, — продолжал инспектор. — Филда отравили необычным ядом — за то, что он шантажировал Барри. Разве не логично было предположить, что, если кто-нибудь опять попытается шантажировать Барри по тому же поводу, тот опять прибегнет к яду — и, скорее всего, к тому же яду? Мне не надо вам объяснять, что убийцы обычно остаются верны себе. Если только мне удастся заставить Барри опять прибегнуть к помощи тетраэтилсвинца, ему будет крышка. Это яд почти никому не известен. Да чего там объяснять: надо поймать его на месте преступления, и никаких других улик не потребуется.

Другое дело, как это подстроить. Возможностей для шантажа у меня было предостаточно. В моих руках были собранные Филдом подлинные документы о родителях Барри. Барри полагал, что уничтожил их, не подозревая, что Филд передал ему умело сделанные копии. Узнав, что Филд сохранил оригиналы, он окажется в том же положении, что раньше. И следовательно, будет вынужден принять те же меры.

Я решил прибегнуть к помощи нашего друга Майклса — в основном потому, что Барри знал его как приятеля и сообщника Филда и не удивился бы, узнав, что тот завладел подлинниками документов. Я продиктовал Майклсу письмо, предполагая, что в результате общения с Филдом Барри может быть знаком с почерком Майклса. Это может показаться маловажным соображением, но я не хотел рисковать. Если Барри почует подвох, больше на мою хитрость он уже не поддастся.

Я вложил в письмо один из подлинных документов, чтобы он убедился, что новый шантажист не блефует. В письме говорилось, что Филд отдал Барри лишь копии, — и вложенный мной документ это подтверждал. У Барри не было оснований сомневаться, что Майклс пошел по пути своего хозяина. Письмо было сформулировано как ультиматум. Майклс требовал от Барри, чтобы он принес определенную сумму денег в условленное место и время. Не буду вдаваться в детали, джентльмены, скажу только, что мой план сработал…

Собственно говоря, это — все. Барри пришел на свидание со своим шприцем, в котором был тетраэтилсвинец, а также с фляжкой. То есть он задумал точную копию убийства Филда, только не в театре, а в парке. Я отправил на свидание Риттера, предупредив его не рисковать. Как только он узнал Барри, он выхватил револьвер и позвал на помощь. К счастью, мы были рядом, а не то Барри убил бы и себя и Риттера.

Инспектор замолчал, достал табакерку и сунул себе в нос понюшку. Наступило молчание. Потом Сэмпсон восхищенно сказал:

— Ну и история, Квин! Только я кое-чего не понял. Например: если про этот тетраэтилсвинец никто не знает, откуда о нем узнал Барри — о нем и о рецепте его изготовления?

— Да, я тоже над этим ломал голову — с того самого момента, как Джонс рассказал, что это за яд. Даже когда мы поймали Барри, я не знал ответа на этот вопрос. Между тем — каким же я был дураком! — ответ бросался в глаза. Вы, наверно, помните, что в доме Айвз-Поупов нам представили некоего доктора Корниша. Так вот, этот Корниш — друг старого Айвз-Поупа, и оба они интересуются медициной. Я даже припоминаю, как Эллери спросил: «Это тот самый Айвз-Поуп, что недавно пожертвовал сто тысяч долларов Химическому фонду?» Так оно и было. Так вот Барри случайно узнал про тетраэтилсвинец несколько месяцев тому назад, когда делегация ученых во главе с Корнишем пришла домой к Айвз-Поупу с просьбой оказать помощь этому фонду. В ходе их визита разговор естественным образом коснулся медицинских сплетен и последних научных открытий. Барри признался на допросе, что один из директоров фонда, известный токсиколог, рассказал коллегам про этот малоизвестный яд и что он запомнил это название, хотя понятия не имел, что ему когда-нибудь понадобится эта информация. Но когда он задумался о том, как убить Филда, он сразу вспомнил про этот яд, который легко добыть и источник которого невозможно проследить.