Ритуал занял всего лишь несколько минут. Когда я направлялась обратно к Ассий, мне пришло в голову, что у меня могут возникнуть неприятности. Здесь были не только Ассий, Нассерин, Зухра и Фереште, но и множество других «племянниц» Махмуди, каждая из которых может – и наверняка не преминет – наябедничать Махмуди, что я загадала желание. И он призовет меня к ответу.

Я решила, что сразу по возвращении домой должна заморочить ему голову, упреждая всех остальных.

– Сегодня я загадала желание, – объявила я ему. – Попросила имама Мехди выполнить мою просьбу.

– Какую же? – подозрительно спросил он.

– Я попросила, чтобы мы втроем снова стали счастливой семьей.

Махмуди постепенно ослаблял бдительность: теперь, спустя почти месяц с тех пор, как он впервые принес мне на ночь Махтаб, мы снова жили почти семейной жизнью. Несколько дней в неделю он оставлял Махтаб со мной. Иногда он выпускал нас из дома одних, иногда – ревностно за нами следил. Это было странное, полумонастырское существование.

Выжидание давалось мне неимоверным трудом, но другого выхода не было. Теперь я играла в свою отчаянную игру не только с Махмуди, но и с Махтаб. Я усердно возносила молитвы Аллаху, и Махтаб следовала моему примеру. Постепенно Махмуди заглатывал эту наживку, ибо хотел верить, что впереди маячит нормальная жизнь. Тут надо мной нависла новая страшная опасность. Возобновив семейную жизнь, я должна была притворяться любящей женой. А что, если я забеременею? Я не хотела усложнять свои проблемы рождением нового человека в этой безумной стране. Я не хотела носить под сердцем ребенка того, кого ненавидела. Беременность могла накрепко привязать меня к Ирану.

Девятого июня мне исполнялось сорок лет. Я старалась об этом не думать. В тот вечер Махмуди вызвали в больницу, и он потребовал, чтобы мы с Махтаб спустились вниз, под надзор Ассий. Я пыталась возражать, но тщетно. Таким образом, в вечер моего юбилея мы с Махтаб, сметая кучи тараканов, сгрудившихся у лужиц, оставленных Мехди, расчистили пространство на полу у Ассий, расстелили одеяла и попытались уснуть.

Среди ночи зазвонил телефон. Ассий подняла трубку, и я услышала, как она повторяет:

– На, на.

– Это мои родные, – сказала я. – Я хочу с ними поговорить. У меня сегодня день рождения. – Я выхватила у нее трубку – подобной дерзости я давно себе не позволяла – и услышала голос моей сестры Кэролин.

Она сообщила мне последние новости о папином состоянии – оно было стабильным – и подробно рассказала о работе Джо на конвейере на «Ай-Ти-Ти Хэнкок» в Эсли, там же, где когда-то работала я. Мои глаза наполнились слезами, и застрявший в горле комок мешал говорить.

– Передай ему, что я его люблю, – это было все, что я смогла из себя выдавить. – И Джону передай… что я его тоже… люблю.

Махмуди вернулся из больницы только на следующий вечер. Он принес мне в подарок небольшой букет маргариток и хризантем. Поблагодарив, я тут же, желая опередить Резу и Ассий, выложила ему, что мне звонила Кэролин. К моему облегчению, он отнесся к этому известию скорее равнодушно, чем с раздражением.

Однажды Махмуди повел нас в гости – к пожилым мужу и жене, которые приходились Махмуди какими-то родственниками; надо было пройти пешком несколько кварталов по летнему солнцу. С ними жил их сын Мортезе, ровесник Махмуди. Некоторое время тому назад он потерял жену, и родители помогали ему воспитывать дочь Элхам, которая была на несколько лет старше Махтаб. Эта милая, красивая девочка была замкнутой и одинокой – отец и дед с бабушкой ею практически не занимались.

В самом начале разговора из слов Мортезе мне стало ясно: родственники настаивали на том, чтобы Махмуди предоставил мне большую свободу.

– Мы так рады тебя видеть, – сказал мне Мортезе. – Последнее время ты ни у кого не появлялась. Мы были в недоумении и беспокоились, все ли с тобой в порядке.

– Как видите, она прекрасно себя чувствует, – откликнулся явно смущенный Махмуди.

Мортезе работал в правительственном учреждении, контролировавшем телексную связь с заграницей. Он занимал важную должность – со всеми вытекающими отсюда привилегиями. В разговоре с нами он упомянул о том, что собирается свозить Элхам на каникулы в Швейцарию, а возможно, и в Англию.

– Было бы хорошо, если бы до отъезда она немного позанималась английским, – заключил он.

– О, я с удовольствием буду с ней заниматься, – предложила я.

– Прекрасная мысль, – согласился Махмуди. – Вы можете приводить ее к нам домой по утрам. И пока я на работе, Бетти будет ее обучать.

Позже, по пути домой, Махмуди признался, что очень доволен. Элхам была славной девочкой, воспитанной гораздо лучше, чем большинство иранских детей, и Махмуди хотел ей помочь. Он испытывал к ней особую нежность – ведь она потеряла мать и осталась сиротой, как и он в детстве. Более того, он был рад, что для меня нашлось занятие.

– Я хочу, чтобы ты была здесь счастлива, – сказал он.

– Я и сама этого хочу, – солгала я.

Уроки английского языка, которые я давала Элхам, как оказалось, тоже были ниспосланы мне Богом. Махмуди больше не уводил Махтаб к Малук, Махтаб нужна была нам с Элхам как переводчица, а когда занятия заканчивались, девочки весело играли.

Реза с Ассий собирались совершить паломничество в святую мечеть в Мешхеде, куда за чудодейственным исцелением когда-то ездила Амех Бозорг. Еще до рождения Мехди Реза и Ассий заключили наср, дав обещание совершить паломничество, если Аллах пошлет им сына. То, что Мехди был инвалидом и умственно отсталым, не имело значения – они должны были исполнить данный обет. Когда они предложили нам поехать с ними, я уговорила Махмуди согласиться.

Мешхед расположен у северо-восточной границы Ирана, и мы должны были лететь туда самолетом. А в последнее время то и дело происходили угоны самолетов, значит, существовала пусть и минимальная, но все же реальная возможность, что наш самолет неожиданно приземлится в Багдаде.

Кроме того, эта поездка, скорее всего, успокоила бы Махмуди. Мое желание присоединиться к паломникам служило несомненным доказательством того, что я все сильнее проникаюсь духом его страны.

Но мое рвение имело и другие, гораздо более глубокие мотивы. Я и вправду хотела совершить паломничество. Ассий сказала мне, что если надлежащим образом проделать все ритуалы у мешхедской гробницы, то тебе будет даровано исполнение трех желаний. Мне было довольно одного, и я изо всех сил старалась поверить в чудесную силу Мешхеда.

– Некоторые приводят туда больных или бесноватых, привязывают их веревками к гробнице и ждут чуда, – серьезно сказала мне Ассий. – Со многими оно происходит.

Я уже сама не понимала, что принимала, а что отвергала в религии Махмуди. Я знала только одно – мною двигало отчаяние.

Махмуди охотно согласился принять участие в паломничестве. У него тоже были свои желания.