Душевному равновесию командования также весьма не способствовало наличие на аэродроме девяти «Галеонов», плюс останки еще одного посреди выжженной проплешины. Согласно все тому же первоначальному плану, они обязаны были до рассвета вернуться в Москву, а теперь оказались прикованы к земле якорями опустевших баков. И если для турбкоптеров и личного состава бригады укрытия худо-бедно приготовили заранее, то замаскировать туши шестимоторников возможным не представлялось… А синие авиаразведчики навещали аэродром достаточно регулярно и шансы Луня-33 даже не высотной, а обычной истребительной модели против одной-единственной зенитной батареи выглядели весьма предпочтительно. Особенно учитывая, что синему пилоту требовалось лишь проорать в рацию десяток слов открытым текстом, после чего он мог бы с полным на то правом числить свою задачу исполненной на все триста процентов.

Много позже я узнал, что разведчик действительно должен был в тот день пролететь над Воронежем. Он даже вылетел, но над линией фронта один из двигателей начал барахлить… и синий военлет едва привел самолет обратно. Вторую машину авиакомандование противника выслать не удосужилось, так что попустительство божье да халатность безвестного механика оказались для нас спасительной соломинкой.

Время, время… ваше время на исходе, господа, time is out. Вся гениальная авантюра Димочки строилась на ошеломляющей внезапности и «естественной», — вот ведь чертов поклонник Шлиффена, — реакции противника. Ничего иного у нас попросту не было. Количественное превосходство, качественное превосходство, — да какое там! Мы блефовали, как проигравшийся вчистую шулер, нагло, почти в открытую…

В 20.03 комбриг начал раздавать командирам батальонов, оставшихся на аэродроме — отбывшие в загадочное Мордово заполучили их заранее, — запечатанные конверты с оперприказами и карты зон высадки. Правда, прежде чем добраться до этих самых зон, нашему и 3-му батальонам предстояло, как выяснилось, заглянуть кое к кому в гости. На огонек, так сказать…

В 22.40 началась посадка.

* * *

Сказать, что караульная служба на синем аэродроме была поставлена неважно, значило очень тяжко согрешить против истины — она попросту отсутствовала как таковая. Чуть больше десяти минут ушло у наших разведчиков на прогрызание колючки и разметку направленными маячками прохода в минном поле, затем мы ворвались внутрь…

На всем аэродроме подобие ночного караула наличествовало только у одной автомат-зенитки, — из четырех имевшихся, — и около прожекторной батареи. Действуй мы поспокойнее и поаккуратнее, думаю, могли и вовсе взять эту банду разгильдяев без единого выстрела. Но у кого-то в первой роте сдали нервы, застучали выстрелы… понеслось. Из домиков и палаток начали выскакивать заспанные синие, впрочем, в ночном белье или вовсе без оного они, скорее, заслуживали ярлыка «белые». Большинство тут же падали, скошенные очередями в упор. Самые везучие успевали раз-другой пальнуть в ночную темень, из которой хлестали по ним струи раскаленного свинца… без всякого, разумеется, толка — наши потери при штурме ограничились двумя легкоранеными, причем оба пострадали от friendly fire: один неудачно пробежался перед пулеметом, второй «поймал» предплечьем осколок собственной гранаты.

Дольше всех сопротивлялась казарма роты охраны — в отличие от прочих фанерно-полотняных построек это было более основательное сооружение и пулями насквозь не прошивалось, а трофейную зенитку, с помощью которой мы попытались разобрать оный домик на отдельные кирпичи, намертво переклинило после второго выстрела.

Положение спас прапорщик Никаноров, добывший где-то даже не гранату, а мину от батальонного миномета. Заполучив в одно из окон сей подарочек, казарма глухо ухнула, выдохнув изо всех щелей дымные облачка, после чего крыша и задняя стена домика с оглушительным треском обрушились внутрь, и на этом бой за аэродром можно было счесть законченным.

Нам достались девятнадцать самолетов, шесть ударных турбокоптеров, восемь аэровагонов, аэродромные запасы… в горячке боя мы даже захватили примерно полсотни пленных. Я не оговорился, — отданный перед началом штурма приказ гласил «пленных не брать!», однако мы все-таки не офицерская часть, и далеко не все сумели его вспомнить, действуя при виде поднявших руки более привычно: «приклад-сапог-пошел-сукин-сын-в-тыл!» Что делать с этими пленными теперь, было не очень понятно… то есть как бы понятно, но все равно — не очень!

По правде говоря, мы вообще не рассчитывали на столь полный триумф. В поставленную задачу-минимум входил лишь прорыв на территорию с последующим расстрелом из бронебоек самолетов, коптеров и, если очень повезет, — подрыв хранилищ ГСМ и боезапаса. Однако капитан Ерофеев медлил, и тому было две причины. Primo, «корзинки» — наши собственные аэровагоны — должны были появиться не раньше чем через двадцать минут, а потому преждевременно сигнализировать всей округе о нашем присутствии методом племени дакота было — раз уж мы могли себе это позволить — нежелательно. Secundo же, уничтожать такую уйму ценного имущества «душила жаба».

Промедление сие, оказалось, пришлось весьма кстати, ибо минуты через три один из синих «военлетов», окончательно проснувшись и осознав произошедшее, потребовал разговора с командиром.

Выяснилось следующее: часть пленных «военлетов» принадлежали к числу так называемых «гарантов», сиречь, их преданность РевЮгСовету и делу социал-интернациоиализма обеспечивалась семьями оных пилотов, содержащимися в качестве заложников. Содержащимися в деревушке неподалеку: двадцать пять минут на авто или пять минут лету на аэровагоне. Несмотря на ночную темень, пленный турболетчик — бывший подполковник с Турецкого фронта, брался вывести коптер на цель хоть с закрытыми глазами.

Ерофеев колебался недолго. По указке подполковника из толпы пленных выдернули шестнадцать человек, одиннадцать таких же, как он, «гарантов» и четверых механиков, после чего конвойный взвод вручил освобожденным пилотам трофейные автоматы и отошел на пару шагов. Кто-то из оставшихся синих, сообразив, бросился в сторону… коротко протрещали «Федоровы», и очумелых от ужаса механиков погнали к аэровагонам на стоянке.

Затем капитан связался с подлетающими «корзинками». Счет определился следующий: из двенадцати освобожденных «чистыми» турболетчиками были только трое… да и самолеты хотелось вытащить ничуть не меньше коптеров. Шесть плюс восемь, да минус три дает в итоге четырнадцать… тринадцать, поправился Ерофеев, после того, как бывший подполковник сообщил, что одна из ударных машин представляет собой лишь бронекорпус, начинка же уже давно «каннибализирована» на запчасти.

Риск… гипотетически любой член экипажа обязан был уметь пилотировать машину, причем в одиночку. Практически же мы все только что имели возможность убедиться, что может таить в себе ночной полет даже с полным экипажем и над своей территорией… и, в конце концов, была еще основная задача! В «спасательный рейд» отправились первый взвод смоленцев и взвод Марченко. Остальные занялись аэродромом, готовя к вылету то, что должно будет взлететь и попытаться дотянуть до Воронежа, и, соответственно, к подрыву то, что обязано будет взлететь и осыпаться дождем горячих осколков.