Поставив «яйцемобиль» на нужное место, Джоэл открыл люк, и из него по короткому трапу вырвался на участок расширяющийся поток нетерпеливо кудахчущих кур разных пород: Барред Рок, красных Род-Айленд, белых Нью-Гемпшир… Часть несушек начала клевать травы, особенно клевер, но в основном все скопились вокруг коровьих лепешек и движениями, похожими на обратные шаги в брейк-дансе, стали оттаскивать когтями друг от друга засохшие куски навоза и самозабвенно выклевывать мясистых личинок. Я подумал, что сейчас перед нами разворачиваются самая впечатляющая алхимическая реакция: процесс превращения коровьего навоза в исключительно вкусные яйца.

«Я убежден, что “яйцемобиль” – дело стоящее, даже если бы куры не снесли в нем ни одного яйца. Он ведь для чего нужен? С его помощью птицы хорошо дезинфицируют пастбище, а они это умеют лучше, чем человек со своими машинами и химией. И главное, любят они это дело». Имея «яйцемобиль», Джоэл не должен пропускать свой скот через ворота, в которых его намазывают толстым слоем ивомектина, специального антипаразитического препарата, или давать им токсичные химические вещества. Именно это имеет в виду Джоэл, когда говорит, что всю реальную работу на его ферме делают животные. «Я просто дирижер оркестра, мое дело – убедиться, что каждый исполнитель вступает в нужное время и в нужном месте».

По мере того как в тот день, мой второй день на ферме, Джоэл знакомил меня со всеми своими «многослойными» предприятиями, я все лучше понимал, насколько радикально отличается его метод ведения сельского хозяйства от промышленных моделей, которые я наблюдал до этого – будь то на кукурузном поле в Айове или на органической птицеферме в Калифорнии. На самом деле они настолько разные, что мне пока трудно описать систему Polyface каким-то упорядоченным образом. Промышленные процессы следуют четкой, линейной, иерархичной логике, которую довольно легко перевести в слова – вероятно, потому, что и слова следуют подобной логике: «Сначала это, потом то; введем здесь это, и оттуда пойдет то». Но отношения между коровами и курами на этой ферме (пока отвлечемся от других присутствующих здесь существ и отношений) имеют вид не линий, а контуров или петель. Именно поэтому нам так трудно понять, с чего начать и как различать в этом случае причины и следствия, субъекты и объекты.

Если считать виденное мной на пастбище системой получения исключительно вкусных яиц, то скот и навоз являются средством для достижения этой цели. А если это система производства говядины на травяном корме, без использования каких-либо химических веществ, то в таком случае средствами являются куры, которые кормятся на коровьих пастбищах и дезинфицируют их. Так что в таком случае представляют собой яйца – это продукт или побочный продукт? А коровий навоз и куриный помет – это отходы или сырье? (И каким термином нужно называть личинки мух?) В зависимости от того, на чьей точке зрения вы стоите – курицы, коровы или травы, – в системе полностью переворачиваются отношения «субъект – объект» и «причина – следствие».

Джоэл считает, что именно это обстоятельство определяет различия между биологической и промышленной системами:

«В экологической системе все тесно взаимосвязано, так что вы не можете изменить одну вещь, не меняя десять других вещей… Возьмите вопрос о масштабе производства. Я мог бы продать намного больше кур и яиц, чем я продаю сегодня. Это мои самые прибыльные товары, и рынок говорит мне, чтобы я производил их больше, больше и больше. Действуя в индустриальной парадигме, я мог бы сколь угодно увеличивать производство: просто купил бы больше цыплят, больше корма и стал раскручивать эту машину. Но в биологической системе это невозможно: к ней нельзя просто добавить много кур, не испортив что-то другое. Вот пример. Это пастбище может поглотить четыреста единиц азота в год. “В переводе” – четыре поездки “яйцемобиля” или два прохода переносного курятника с бройлерами. Если я прогоню по участку “яйцемобиль” или курятник еще раз, то куры оставят здесь больше азота, чем может усвоить трава. Куда денется избыток? Стечет вниз, и у меня вдруг ни с того ни с сего появится проблема загрязнения окружающей среды». Кстати, качество тоже пострадает: если пригнать сюда больше скота, чтобы он произвел больше личинок для кур, то он съест больше травы, курам ее достанется меньше, и куриное мясо и яйца будут не такими вкусными, как сейчас.

«Тут, говорю, все взаимосвязано. Эта ферма больше похожа на организм, чем на машину, и, как любой организм, она имеет свой собственный масштаб. Мышь не просто так имеет размер мыши: если бы она была размером со слона, то была бы плохой мышью».

Джоэл очень любит цитировать старый учебник по сельскому хозяйству, который он когда-то откопал в Политехническом университете Вирджинии. В этой книге, опубликованной в 1941 году профессором Корнелльского сельскохозяйственного университета, есть одно высказывание. В зависимости от вашей точки зрения оно звучит либо как словесная безделица, либо как потрясающий перл философской мудрости: «Сельское хозяйство не приспособлено к крупномасштабным операциям, потому что оно имеет дело с растениями и животными, которые живут, растут и умирают».

Эффективность! Этот термин, как правило, привлекается в том случае, когда нужно аргументировать возникновение крупных промышленных ферм. Их эффективность достигается за счет стандартизации и технологических решений, которые возможны только на крупных масштабах.

Так, в природе не существует понятия отходов, поскольку отходы одного существа становятся пищей другого существа. Что может быть более эффективным, чем превращение коровьих лепешек в яйца? Разве не эффективна ежегодная совместная работа полудюжины различных производственных систем – коров, бройлеров, несушек, свиней, индеек – на одном клочке земли?

В промышленной системе рост эффективности в большинстве случаев достигается за счет упрощения: система снова и снова повторяет одни и те же простые действия. В сельском хозяйстве это обычно соответствует монокультуре одного животного или растения. Вплоть до настоящего времени вся история мирового сельского хозяйства является прогрессирующей историей упрощения: люди постоянно сокращают биологическое разнообразие до небольшой кучки избранных ими видов. (Уэс Джексон говорил, что наш вид, «человек разумный», нужно называть «человек усредняющий» или «человек обезличивающий».) С индустриализацией сельского хозяйства процесс упрощения достиг своего логического предела – выращивания монокультуры. Подобная радикальная специализация доводит до предела стандартизацию и механизацию, благодаря чему скачком повышает эффективность индустриального сельхозпроизводства. Конечно, при этом возникает вопрос: чем измеряется эта эффективность? В индустриальном сельском хозяйстве этот вопрос решается просто: эффективность – это урожай выбранного вида в пересчете на один акр земли или одно фермерское хозяйство.