– Это для моего сына, для Эджа.

Он никогда раньше не говорил о своем сыне. Раз я спросила, не хочет ли он его увидеть, но он ответил:

– Не могу. – После этого он взялся за портреты. Сначала нарисовал меня, и, конечно же, Габриэля, красивого, как в жизни. А потом нарисовал всю свою семью: Аррана, Дебору, их бабушку и даже Джессику. На каждом рисунке он корявыми буквами старательно выписывал имя, а внизу прибавлял: «Эджу. От Натана».

У меня скопилось уже много портретов: Ван, Несбита, Пайлот, Боба, Эллен, Греторекс, Адель, даже Меркури, и еще других. Все сделаны по памяти и все превосходны. Наконец он нарисовал Маркуса – точную копию Натана, только старше, – а себя рисовать так и не стал. Однажды я предложила ему сделать автопортрет, но вместо этого он нарисовал пейзаж. Раньше его пейзажи всегда были слабее портретов, но этот очень красивый: здешняя река и холмы за ней, на переднем плане луг, а на нем одинокое кривое дерево.

Издалека я видела, где он живет, но близко никогда не подходила. Знала, что он не хочет. Как-то раз, когда у меня уже были куры, я взяла яйца и понесла их ему в подарок, думая, что, может быть, он подпустит меня поближе, но он встал и смотрел на меня молча, словно защищая свой дом, и я поняла, что не стоит заходить на его территорию. Я крикнула:

– Яйца! – и положила их на землю. Я не знала, как быть дальше, и потому просто отдала честь, как нас учили, когда я готовилась в Охотницы. Сама не знаю почему: я уже много лет не делала ничего такого. Натан не стал отдавать мне честь – это не в его духе, – но поднял в ответ руку. Для меня этот его жест значил больше, чем все слова, которые он сказал мне с самого моего приезда сюда.

В день летнего солнцестояния он пришел сам. Это день его рождения. Мы зарезали курицу. Вернее, он зарезал и ощипал ее, быстро и сноровисто, как всегда. Мы поели, поговорили о курах и яйцах, о моих поросятах – паре молоденьких глостеров, которых я завела совсем недавно. К зиме одного можно будет заколоть. Он предложил мне заняться еще и пчелами, о чем я и сама думала, но это уже на следующий год. Начну, пожалуй, с пары ульев.

Я не знала, знает ли он, что это за день, поэтому, когда после еды я налила нам чаю, то задумалась, говорить ему что-нибудь или не стоит. Но он заговорил сам. И сказал:

– Сегодня самый длинный день в году. День моего рождения.

– Да, – ответила я.

– Мне исполнилось двадцать два года. – Он глотнул чаю и добавил: – Хотя иногда я чувствую себя так, как будто мне уже пятьдесят два.

Я думала, он шутит. Он казался таким довольным, совсем не как раньше, и таким же здоровым и ловким, как всегда, если не лучше. Поджарый и мускулистый, он походил на опасную змею.

Я возразила:

– Мне пятьдесят два, а я чувствую себя на двадцать два. – Хотя, правду сказать, я чувствую себя скорее сорокалетней, но здоровой и крепкой сорокалетней.

Он посмотрел на меня своим особенным взглядом, каким смотрел всегда, когда прятал желание расхохотаться. И сказал:

– Не обольщайся; выглядишь ты на шестьдесят два. – Потом все же ухмыльнулся саркастически и добавил: – Это я еще слишком добр, как обычно.

Он встал, собираясь уходить, и сказал:

– Занялась бы ты упражнениями, побегала бы или поотжималась, что ли. Тебе полезно.

– Да и тебе не помешало бы.

Он повернулся и пошел прочь, потом вдруг остановился, обернулся и добавил:

– Леджер говорил мне, что сущность в земле, и он прав, но она и в нас тоже, и только когда мы соединяем то и другое, мы можем коснуться и сущности, и всех, кто с ней связан. – И добавил, но так тихо, что я не уверена, правильно ли я расслышала: – Пропал, но не навсегда.

Утром я его не видела, вечером тоже, то же и на следующий день. Но он часто пропадал где-то по несколько дней кряду, так что я не особо беспокоилась. Однако неделю спустя я все же решила, что надо пойти, проверить, – так, на всякий случай, сама не знаю, какой. Я поднялась по заросшему травой склону и подошла к логову с тыла. Раньше я никогда там не была. Вид оттуда открывается изумительный. Река делает поворот, к ней плавными волнами сбегают холмы, оттенков зеленого вокруг столько, что диву даешься, а плеск воды в реке, пение птиц и шелест листвы звучат, как музыка. Именно это место он нарисовал тогда. А потом я увидела то дерево и поняла, что он сделал.

Каждый день я хожу туда читать. Читаю ему вслух, как раньше, только теперь это в основном стихи. Я сижу на траве в тени орехового дерева, которое выросло на лугу. Оно не такое, как другие деревья, и стоит отдельно от них; оно не старое, не высокое, но его ствол и ветви покрывают страшные шрамы.

Просто не верится, что я все же добралась до конца последней книги моей трилогии. Когда я только начинала работу над ней, перспектива сделаться в один прекрасный день издаваемым автором казалась мне столь недостижимой, что я избегала даже заикаться об этом кому-либо из моих домашних, родных или друзей, и вот, пожалуйста, я сижу и дописываю последний том, который скоро пойдет в печать. Как быстро летит время! И скольких людей я должна благодарить за помощь и поддержку, что постараюсь, по возможности, сделать лично, а здесь упомяну лишь некоторых. Ведь помощь приходила ко мне в разных обличьях – от меткого критического замечания опытного редактора до вовремя присланного дружеского твита, но я одинаково признательна за все.

Все время, пока я писала роман, меня поддерживала, поощряла и помогала мне советом целая команда людей. Спасибо Клэр Уилсон из RCW за неизменное спокойствие и уравновешенность; Бену Хорслену, моему редактору, за его безупречный такт, и всей команде Penguin Random House в Великобритании; Кену Райту и Лейле Сейлз, моим редакторам в Соединенных Штатах; а также всей группе Viking в США. В их лице я хочу поблагодарить также всех редакторов, переводчиков и издателей во всех странах мира.

Особая благодарность дизайнерам, создавшим великолепные обложки для всей серии и особенно для последнего романа, – это Тим Грин из Faceout Studio, Дебора Каплан, Дани Делейни и Джеки Макдонах.

Спасибо и всем поклонникам моей трилогии; я очень рада, что созданный мною мир пришелся вам по нраву. Демиан Глинн, @damog7 в Твиттере, предложил наделить Адель способностью превращать в металл свою кожу. Спасибо тебе, Демиан, и всем остальным, кто поделился со мной своими идеями.

И, наконец, главное: спасибо Инди, которая терпела меня всякий раз, когда я снова занимала компьютер!!!

Стихотворение «Есть луг волшебный…» Джалаледдина Руми взято из сборника The Essential Rumi в переводе на английский Коулмана Баркса.

Слова Леджер «Истины нет, есть только перспектива» кажутся цитатой из Флобера, на самом деле я переиначила афоризм Ницше: «Истины нет, есть лишь восприятие», – и, признаюсь, в таком виде он нравится мне больше.

Изречение «Единственное, что требуется для полной победы зла, это чтобы добрые люди ничего не делали» чаще всего приписывается Эдмунду Берку.