Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, очень жаль, — сказал мистер Сондерс.
(«Эго Дональд, мой сын. Он умер».)
— Постойте, постойте! Все же не надо делать из мыши слона! — сказал наконец ректор без особого убеждения. — Как вы сами сказали, девочка хочет выйти замуж за Дональда, и я убежден, что мать не откажет ей в согласии. Как, по-вашему? Может быть, нам вместе поговорить с ней? Может быть, она не учитывает всех обстоятельств, того, что он… они так любят друг друга. Ведь ваша супруга не видела Дональда после приезда, а вы сами знаете, как распространяются всякие слухи… — («Это Дональд, мой сын. Он умер».)
Ректор остановился, огромный, бесформенный в своей небрежной черной одежде, умоляюще глядя на гостя. Мистер Сондерс встал, и ректор взял его под руку — только бы он не убежал.
— Да, это самое лучшее. Мы вместе пойдем к ней и все обсудим как следует, прежде чем принять окончательное решение. Да, да! — повторил ректор, подстегивая слабеющую уверенность, стараясь убедить себя. — Значит, сегодня же, к вечеру?
— Хорошо, к вечеру, — согласился мистер Сондерс.
— Да, это правильный путь. Я уверен, что она не все понимает. Вы тоже считаете, что она не все полностью уяснила себе? — («Это Дональд, мой сын. Он умер».)
— Конечно, конечно, — в свою очередь согласился мистер Сондерс.
Джонс уже нашел трубку и, придерживая болевшую руку, набил и раскурил ее.
5
Она только что встретила миссис Уорзингтон в магазине и обсудила с ней, как консервировать сливы. Потом миссис Уорзингтон попрощалась и медленно проковыляла к своей машине. Негр-шофер ловко и равнодушно подсадил ее и захлопнул дверцу.
«А я куда здоровей, — радостно подумала миссис Берни, следя за болезненной, подагрической походкой другой старухи. — Какая она ни на есть богачка, при своей машине. — И от злорадства ей стало легче, даже кости не так ныли, даже походка сделалась ровнее. — При всех при ейных денежках, — подумала она. И тут увидела эту чужую женщину, что жила у ректора Мэтона, ту, что приехала с ректорским сыном и с другим мужчиной. — Столько про нее всякого говорят и, видать, правильно. Все думали — она-то за него и выйдет, а мальчик возьми да брось ее из-за этой Сондерсовой девчонки, вертихвостки этакой».
— Ну, как, — заговорила она со сдержанным любопытством, заглядывая в бледное спокойное лицо высокой темноволосой женщины в неизменном темном платье с безукоризненным белым воротничком и манжетками, — говорят, у вас в доме скоро свадьба. Это для Дональда счастье. Небось влюблен в нее по уши?
— Да. Они ведь были обручены давно.
— Как же, знаю. Но никто не думал, что она станет дожидаться его, а не то, чтобы пойти за такого больного, такого изрубцованного. У ней-то женихов было хоть отбавляй.
— Люди часто ошибаются, — напомнила ей миссис Пауэрс. Но миссис Берни настаивала на своем:
— Да, женишков хоть отбавляй. Да и Дональд, видно, не зевал? — хитро спросила она.
— Не знаю. Видите ли, я с ним знакома совсем недавно.
— Вон оно как! А мы-то думали, что вы с ним — старые дружки.
Миссис Пауэрс посмотрела на ее приземистую аккуратную фигурку в плотном черном платье и ничего не ответила.
Миссис Берни вздохнула:
— Да, брак — дело благое. Вот мой мальчик, так и не женился. Может, сейчас он и был бы женат: девушки по нем с ума сходили, да только он ушел на войну совсем мальчишкой. — Жадное, назойливое любопытство вдруг покинуло ее. — Слыхали про моего сына? — с тоской спросила она.
— Да, мне про него говорили. Доктор Мэгон рассказывал. Говорят, он был храбрым солдатом?
— Ну как же! Да вот не уберегли его, столько вокруг народу толкалось, а его все равно убили. Могли бы хоть отнести его куда, в какой-нибудь дом, что ли, может, там женщины какие спасли бы его. Другие небось вернулись здоровехоньки, знай, хвастают, пыжатся. Небось, их, офицеришек этих и не задело! — Она обвела выцветшими голубоватыми глазами притихшую площадь. Потом спросила: — А вы никого из близких на войне не потеряли?
— Нет, — тихо ответила миссис Пауэрс.
— Так я и думала, — сердито сказала старуха. — И непохоже: такая складная, красивая. Да мало у кого такое горе. А мой был такой молодой, такой храбрый… — Она завозилась с зонтиком. Потом бодро сказала: — Что ж, хоть к Мэгону сын вернулся. Это же хорошо. Особенно теперь, когда он женится. — В ней опять проснулось нехорошее любопытство: — А он сам как, годится?
— Годится?
— Да, для женитьбы. Он не того… не совсем… Понимаете, мужчина не имеет права навязываться, ежели он не совсем…
— До свидания! — коротко бросила миссис Пауэрс и пошла, а та осталась стоять, приземистая, аккуратная, в своем чистеньком, не пропускающем воздух черном платье, подняв бумажный зонтик, как знамя, упрямая и непоколебимая.
— Дура, сумасшедшая идиотка! Выходить за слепого, за нищего… Да он же почти мертвец!
— Неправда! Неправда!
— А как же его еще назвать? Вчера у меня была тетушка Калли Нельсон. Она говорит: его белые люди совсем убили, до смерти.
— Мало ли что негры болтают. Наверно, ей не позволили беспокоить его, вот она и говорит…
— Глупости! Тетушка Калли столько детей вынянчила, что и не сосчитать. Раз она говорит, что он болен, — значит, он действительно болен.
— Мне все равно. Я выхожу за него замуж.
Миссис Сондерс шумно вздохнула, скрипнув корсетом. Сесили стояла перед ней, раскрасневшаяся, упрямая.
— Слушай, детка. Если ты выйдешь за него — ты погубишь себя, погубишь все свои возможности, свою молодость, красоту, откажешься от всех, кому ты так нравишься: от прекрасных партий, отличных женихов.
— Мне все равно, — упрямо повторила Сесили.
— Подумай хорошенько. Ты можешь выйти за кого угодно. Столько будет радости: венчаться в Атланте, роскошная свадьба, все твои знакомые будут шаферами, подружками, чудные платья, свадебная поездка… И вдруг так себя погубить! И это после того, что мы с отцом для тебя сделали.
— Мне все равно. Я выйду за него замуж.
— Но почему? Неужели ты его любишь?
— Да, да!
— Даже с этим шрамом?
Сесили побелела, уставившись на мать. Глаза у нее потемнели, она медленно подняла руку. Миссис Сондерс взяла ее за руку, насильно притянула к себе на колени. Сесили пыталась сопротивляться, но мать обняла ее, прижала головой к своему плечу, нежно погладила по голове.
— Прости меня, крошка. Я не хотела… Расскажи мне сама: что же произошло?
«Нет, это нечестно с маминой стороны», — подумала Сесили с