– Как ты думаешь, сколько там будет народу? – услышал я голос Софи.

– На приеме? – Я пожал плечами. – Откуда мне знать? Должен сказать, ты себя явно чересчур взвинчиваешь. Это просто очередной прием – и ничего больше.

Софи продолжала смотреть в окно.

– Народу будет видимо-невидимо, – продолжала она. – Те же, что присутствовали на банкете у Рускони. Потому я и нервничаю. Думала, ты об этом догадываешься.

Я попытался вспомнить упомянутый ею банкет, но названная фамилия мало что для меня означала.

– Я привыкала постепенно, а тут этот банкет, – жаловалась Софи. – Эта публика обошлась со мной как со швалью. Я до сих пор не опомнилась по-настоящему. А сегодня соберется почти та же компания.

Я все так же тщетно пытался вспомнить банкет, о котором говорила Софи.

– Ты хочешь сказать, они были откровенно грубы с тобой? – спросил я.

– Грубы? Да, думаю, слово подходит. Они заставили меня почувствовать себя жалким ничтожеством. Надеюсь, хоть сегодня не все явятся.

– Если кто-нибудь начнет грубить, сразу скажи мне. Или отвечай грубостью на грубость – не возражаю.

Софи обернулась, чтобы посмотреть на сидевшего сзади Бориса. Я тотчас сообразил, что мальчик спит. Софи разглядывала его еще с минуту, потом повернулась ко мне.

– К чему ты опять берешься за старое? – спросила она изменившимся голосом. – Ты ведь знаешь, как его это огорчает. Опять завел старую песню. Ну, и долго ты на этот раз намерен упражняться?

– В чем упражняться? – устало спросил я. – О чем это ты теперь?

Мгновение Софи смотрела на меня в упор, потом отвернулась.

– Ты и понятия не имеешь, – пробормотала она себе под нос. – У нас мало времени. Ты просто не имеешь понятия, так?

Я почувствовал, что терпение мое иссякло. Мне припомнилась вся неразбериха, которую я пережил за день, и незаметно для самого себя заговорил на повышенных тонах:

– Слушай, с чего ты присвоила себе право на каждом шагу меня критиковать? Ты, наверное, не замечаешь, но у меня сейчас непростое время. И вместо слов поддержки слышу от тебя одни только придирки, придирки, придирки. А теперь ты, похоже, задумала подвести меня на приеме. Во всяком случае, готовишь почву, чтобы так поступить…

– Отлично! Мы и порога не перешагнем! Подождем с Борисом в машине. Разбирайся один с этим сборищем!

– Это уже ни к чему. Я только хотел сказать…

– Нет уж! Иди один. Тогда мы с Борисом точно тебя не подведем.

Несколько минут мы ехали молча. Наконец я проговорил.:

– Прости меня. Ты прекрасно справишься. Ни на миг не сомневаюсь.

Софи не отвечала. Мы сидели как немые – и каждый раз, посмотрев на Софи, я обнаруживал, что она невидящим взглядом сопровождает далекий красный автомобиль. Меня охватила странная паника – и я кое-как выдавил из себя:

– Знаешь, даже если сегодня вечером что-то не заладится, это ерунда. То есть это ни на что не повлияет. Поэтому давай не будем вести себя словно дети.

Софи продолжала следить за красным автомобилем.

– Скажи, заметно, что я растолстела? Только не ври. – Да ничуть. Ты выглядишь замечательно.

– Но я поправилась. Немного.

– Это не имеет значения. Что бы сегодня ни произошло, это тоже не имеет значения. Волноваться не о чем. Скоро мы все устроим. Дом и все прочее. Поэтому не волнуйся.

Пока я говорил, у меня в памяти стали всплывать обстоятельства банкета, о котором Софи упоминала раньше. В частности, возник образ Софи в темно-красном вечернем платье, неловко стоящей в одиночестве среди густой толпы – в то время, как все вокруг, разбившись на небольшие группки, смеются и болтают. Я невольно подумал об унижении, которое она пережила, и мягко положил ладонь ей на руку. В ответ она, к моему облегчению, склонила голову мне на плечо.

– Увидишь, – проговорила она чуть слышно. – Я тебе докажу. И Борис тоже. Какая бы ни собралась публика, мы тебе докажем.

– Да-да, уверен, так оно и будет. Вы оба будете великолепны.

Через несколько минут я обнаружил, что красный автомобиль подает сигнал, собираясь свернуть с шоссе. Я сократил дистанцию между нами, и вскоре наш проводник выехал на тихую дорогу, полого поднимавшуюся среди лугов. Мы поднимались все выше, шум шоссе постепенно стихал; под колесами машины оказалась грунтовая тропа, едва ли отвечавшая современным требованиям. На одном из отрезков пути о борт машины стала скрестись густая зеленая изгородь; вскоре после этого мы прогромыхали по грязному двору, усеянному обломками тракторов и сельскохозяйственных орудий. Далее мы выкатили на вполне добротные проселочные дороги, которые мягко вились среди полей, и я вновь прибавил скорость. Наконец послышалось восклицание Софи: «Ага, вот!» – и я увидел на стволе деревянную табличку, извещавшую о том, что перед нами галерея Карвинского.

У ограды я затормозил. Два ржавых воротных столба были целы, но сами ворота исчезли. Красный автомобиль продолжал удаляться, пока не скрылся из вида, а я миновал столбы и выехал на просторную лужайку. Посередине лужайки шла грунтовая дорожка, по которой мы некоторое время медленно тащились в гору. С вершины перед нами открылся прекрасный вид. По ту сторону холма лужайка ныряла в неглубокую долину, где красовалось внушительное здание в стиле французских замков. Позади, за лесом, садилось солнце, и даже с большого расстояния было ясно, что постройка обладает поблекшим очарованием, навевая мысли о неуклонном угасании какого-нибудь отрешенного от мирской суеты семейства землевладельцев.

Я включил малую скорость и осторожно стал спускаться с холма. В зеркало мне был виден Борис, который успел проснуться и теперь глазел по сторонам, хотя из-за высокой травы через боковые стекла едва ли можно было что-либо разглядеть.

Вблизи открылось большое пространство перед зданием, занятое припаркованными машинами. Завершив спуск, я направил автомобиль туда; число машин, похоже, приближалось к сотне, многие из них были до блеска отполированы ради торжественного случая. Я немного полавировал в поисках подходящего места и остановил машину вблизи осыпавшейся стены.

Я вышел из машины и потянулся. Вслед за мной из машины вышли и Софи с Борисом; Софи принялась наводить на Бориса красоту.

– Помни одно! – приговаривала она. – Ты – важнее их всех, вместе взятых. Это себе и повторяй. К тому же мы пробудем там совсем недолго.

Я собирался уже направиться к дому, но вдруг краем глаза уловил поблизости что-то необычное. Я обернулся и увидел в траве старый покореженный автомобиль. Прочие гости припарковали свои машины подальше от этой ржавой развалины, словно опасаясь заразы.

Я приблизился на несколько шагов. Старый автомобиль осел и со всех сторон зарос травой, так что если бы не солнце, игравшее на капоте, я бы его, пожалуй, и не заметил. Колеса отсутствовали, дверца у места водителя была сорвана с петель. Краска во многих местах облезла; повреждения, вероятно, попытался исправить маляр, но бросил работу на половине. Оба задних крыла были чужие, взятые с разных машин. Изучив эти приметы – и даже прежде того – я догадался, что передо мной остатки старого семейного автомобиля, который много лет водил мой отец.