– Как ты это сделала? – оборвал я ее. Без нее ничего впереди у меня не будет, это я точно знал. – И как узнала размер? – Кольцо сидело как влитое.

– С размером просто угадала. Принесла его вчера Аля, я ее попросила.

Рано утром я уехал в аэропорт, а Ясну родители забрали домой. Я не понял зачем. Зачем тяжелобольную внезапно выписывают? Зачем стараются сбагрить на руки родным, если те готовы платить за палату и полноценный уход в больнице? Я еще не знал всех тонкостей.

Далекий город N (прямо как в рассказах русских классиков), куда я летел пару часов и куда сослали на службу непокорного, несговорчивого Воронцова, встретил меня уже поблекшей весной, гул самолета стал его песней. Гимном. Гимном беспросветной дыры, где живут люди без особых надежд, и мрачного провала, куда катится вся моя жизнь.

Я еле нашел свой хостел, три раза пришлось обойти здание по часовой стрелке, прежде чем случилось мистическое появление двери в облезлой стене. Ржавый козырек над ней был изогнут, будто на него сбросили труп. Картина эта представлялась очень живо, несмотря на солнечный полдень и ветер, наполненный запахами цветущих деревьев. Я чувствовал, как начинает вонять кровью и как чье-то тело, выкинутое с пятого этажа, грузно бьется о металлический выступ.

Впрочем, к делу. Мое пребывание здесь по всем пунктам расходилось с привычными делами, и следующим утром я уже трясся вместе с мутными стеклами в разваливающемся автобусе. Оказалось, что конечная остановка находилась далеко от места, куда я направлялся, поэтому я сверился с картой и взял такси.

– Служить? – спросил толстый усатый таксист, когда узнал, где закончится наш маршрут.

– Нет, навещаю, – ответил я и, не вынеся затянувшегося вопросительного молчания, добавил: – Брата. Брата навещаю. Он служит.

– Ясно… Чаще мать встретишь. Еще иногда невесты приезжают.

Я промолчал. Понял, что и впрямь выгляжу не совсем привычным посетителем только тогда, когда в тесную комнатку с нсколькими обшарпанными столами, похожими на парты, набились три женщины возраста моей мамы и две девицы с покрасневшими глазами. Был еще мужчина лет пятидесяти – очевидно, чей-то отец – и морщинистый дед. Здесь стоял отчетливый дух нежилого помещения. Пахло кабинетом школьного директора или подсобкой, что-то вроде того. Женщины расселись на стульях и стали шуршать пакетами. Я знал, что солдатам привозят какие-то угощения, но не представлял, что в таком количестве.

Взвыли дверные петли, и появился мужик в форме. Наверное, в таких случаях принято называть по званию, но я не умею определять это по количеству звезд на погонах. Короче, просто мужик: в меру красная морда, глаза, можно сказать, не злые – подтянутый такой вояка без особого проблеска ума. Если моя память до сих пор скрывает от меня Ясну и наши разговоры, то этого мужика почему-то выставляет тут же.

За ним вошли пятеро бритоголовых в камуфляже, у всех на черепе проступала сизая дымка пробивающихся волос. Четверо неприметных и один совершенно иной: с внушительным носом и насквозь прозрачным взглядом маньяка.

Воронцов направился сразу же ко мне, будто заранее знал, где я сижу. Всё тут же снова стало казаться абсурдным; по крайней мере, место и условия встречи никак нельзя было назвать привычными.

Почему-то вдруг вспомнилось наше знакомство. Точнее, не так. Тот день, когда я впервые обратил на него внимание, понял, что он не просто фон, который составляла большая часть группы в универе, а реальный человек. До этого я уже мельком замечал его взъерошенные кудри и серое пятно свитера, расплывающееся где-то в первых рядах, но тогда он был лишь статистом, а теперь настала пора главных ролей. Он, опоздав к началу пары, втиснулся на стул рядом со мной и неуклюже тряхнул весь стол. От него странно пахло: как будто одеколоном, который он стащил у деда. Кладбищенский какой-то, мрачный запах.

– Уже что-нибудь записывали? – шепнул он без приветствий.

Я почему-то занервничал. Подвинул к нему тетрадь. Пара итальянского длилась минут пятнадцать, но дальше названия темы мы пока не ушли.

Следующее воспоминание всплыло еще более неожиданно. Ноги мерзли на кафельном полу, я забыл вынуть из шкафчика шлепки и полез за ними. Физкультура проходила в бассейне, раздевалка уже почти опустела – в группе было не так много парней.

– Да где эти долбаные плавки?!

Я обернулся. Абсолютно голый Петр Воронцов рылся в рюкзаке, уперев одно колено в край соседней лавочки. Плавки тут же нашлись, он принялся их натягивать, на секунду повернувшись в мою сторону. Я не успел спрятать взгляд, в котором наверняка промелькнула зависть, – конечно, я сразу заметил то, что в плавки должно было влезть с трудом. Он, словно почувствовав, тут же поднял голову. Дерьмовый неловкий момент.

– Ты хорошо плаваешь? – вдруг спросил он, будто ничего не произошло.

– Ну так. – Я вяло пожал плечами. На самом деле я наверняка плавал лучше всех в группе. Не зря же семь лет ходил в бассейн и даже участвовал в областных соревнованиях.

– Я отстойно! – весело воскликнул Воронцов, как-то упаковав в черные трусы свое хозяйство. – Короче, если я утону, передай рыжей мымре, что я очень хотел выступить на семинаре, но не могу. Да, кстати, я Петя.

– Игорь.

Кто бы сказал мне тогда, что через несколько лет я поеду навещать его в армии. И что перед этим я еще успею влюбиться в его подругу детства – в Иришку. И забыть ее. А потом буду ненавидеть его, испытывать настоящее отвращение, когда услышу, как он скажет нашей маленькой Рыбке, что любит ее. И умирать… умирать от возбуждения, когда его губы будут прикасаться к ее розовым соскам.

А вот еще одно воспоминание.

– Ты идешь в столовку? – Я сам слышу свой голос. Петя сидит на подоконнике и листает большую красочную книгу.

– Не…

Помню, подошел посмотреть, на что он там уставился. В руках у него оказалось подарочное издание с работами Микеланджело.

– Спустил вчера стипендию, – признался он.

– Зачем тебе эта книга? Можно ведь картины в интернете посмотреть.

– Нет, с экрана не то. Так хоть небольшое ощущение, что я реально их видел. Понимаешь? Вот эта же из Ватикана! Я же никогда не смогу посмотреть на нее вживую.

– Почему никогда? Это не другой край света. Тем более вживую она куда масштабнее.

– Ты че, был в Ватикане? – Он недоверчиво покосился на меня.

– Много раз. – Я пожал плечами. – Можно как-нибудь поехать, если хочешь. Это не так дорого.

И кто бы мне тогда сказал, что однажды я на самом деле буду разглядывать свод Сикстинской капеллы, стоя с ним плечом к плечу?

Я оставил его одного, пошел в столовку, купил сэндвич и кофе. Потом вернулся и купил то же самое для Воронцова. Он все еще восседал на подоконнике с книгой.

– Тебе передали, – я протянул ему еду, – сказали, для ценителя искусства.