В уши будто ваты напихали, мне постоянно хотелось сглотнуть.

Первым не выдержал Дитрих — наверное, ему то же было невмоготу терпеть странную тишину.

— Знаете, — он заговорил вполголоса, но слова прозвучали странно гулко, — я уверен, что мы вскоре отыщем выход.

— Хм, я тоже уверен, — я с готовностью включился в разговор.

— Нет, я имею в виду вот что. Контролёр — он же недавно обосновался в том месте? Значит, откуда-то пришел.

— А може, вин останний. Жило йих багато, потим одын одного пойилы, а цей залышывсь.

— Костик, мысли позитивно.

— Ну, ай-л би бэк.

— Нет, я к тому, что, по-моему, контролёр был молоденький и пришел совсем недавно.

— Да, — встрял Вандемейер, — я полагаю, кости в его логове принадлежали существам другой породы. Возможно, прямоходящие гуманоиды, но у меня нет уверенности. Я не специалист.

— И мы их здесь встретим? Гуманоидов?… — Все тут же притихли. — Ладно, ответ принимается. Сталкера Петрова учёные расспрашивают: вот вы, говорят, Зону исходили, все изучили как следует… какие породы мутантов вы знаете? Он говорит: есть три основные породы: съедобные, после которых живот болит; съедобные, после которых живот не болит, и ещё те, которых на вкус не пробовал. Опа, пришли!

Дорогу нам преградила своеобразная баррикада — нагромождение кусков бетона с торчащими арматурными прутьями, балки, пластиковые бутылки, смятые канистры, консервные банки и тому подобный хлам. Груды мусора были будто спрессованы, зазоры между крупными кусками забиты мелочевкой, как если бы щели законопатили нарочно, арматура сцепилась и кое-где толстые прутья даже были заплетены мягкой алюминиевой проволокой. Куча доходила до самого верха и перегораживала туннель полностью.

— По-моему, это… — Вандемейер замялся, — это сооружение рукотворное.

— Ага, гуманойиды зробылы.

— А другие пути есть? — поинтересовался я. Мне по-прежнему не хотелось вникать в карту подземелья, здесь я полагался на спутников. — Вот эти проходы, которые мы миновали, они куда ведут?

— Налево — в большой зал, — ответил Дитрих. — Через зал можно выйти в другой сектор, там тоже…

— Навищо нам зал? Там сволота мелкая, — напомнил Костик. — Оти пацюки шкидлыви.

— А направо?

— А справа ничего нет. Помещения поменьше, тупики. Может, склад какой-то.

— Та не треба нам туды. — Костик едва не канючил. — Выхид же прямо. Мы ци дрибныци разберемо и пройти зможемо! Хлопци, вы чого?

— Впереди, может, и выход, но только до него ещё шагать и шагать, — заметил я, — а эту баррикаду явно кто-то складывал. Значит, нам придется этого кого-то миновать. Ох, не нравится мне это сооружение.

Костик тяжело вздохнул, подошел к куче, подергал за торчащую арматурину, потом ухватился покрепче и сделал шаг по наклонной стене, из-под его ног посыпался мусор…

— Костик, погоди, — позвал я. — Ты чего?

— Як чого? Там, дывы, скынуты пару кирпичив и пролизтемо. Не можу я бильше тут, Слипый, ну от не можу, й годи! На волю треба, та й спина болыть.

— А что у тебя со спиной? Ты же в руку и в бок ранен? А спина чего?

— Не знаю, що там. Учора почалося, поперше я не номитыв, бо руку сыльнише видчував, а зараз нибы вогнем палыть…

— Так, а ну быстро сюда! — скомандовал Дитрих. — Снимайте верхнюю одежду! Живо! Живо-живо!

Конечно, Костик — он ведь железный человек, терминатор, андроид. Если пожаловался, значит, в самом деле больно.

Вандемейер обернулся ко мне:

— Видите ли, когда я его осматривал, думал — там обычная ссадина, но если до сих пор так болит… Костик, мне долго ждать?

Терминатор покорно слез, скинул плащ, крутку, задрал рубаху и обернулся спиной к свету. Хорошо ещё лампа здесь была достаточно яркая. Я глянул и присвистнул — похоже на огнестрельную рану. А Вандемейер не свистел, он сноровисто распаковал контейнер на поясе, протер руки салфеточкой и стал ощупывать края раны, Костик только вздыхал, но я понял, что ему очень больно.

— Как же так можно! — буркнул рыжий. — Там пуля!

— Та звидки там?… Чи вы в мене також стрилялы, Вандемейер? Не чекав я вид вас, бо вы ж европеець, культурна людына.

Он ещё шутит!

— Рикошетная, — догадался я. — Костик, ты чего, а если заражение? Надо же было сразу…

— Вряд ли заражение, — Дитрих уже бренчал инструментами, — пуля засела под кожей, если бы заражение, то опухоль выглядела бы иначе. Внимание!

Я поспешно отвернулся. Ничего не могу с собой делать — чувствительный я. Даже не знаю, как бы контролёра резал, когда б на трезвую голову…

— О-ох… — выдохнул Тарас.

— Не двигаться… так… теперь пластырь… готово, одевайтесь.

Я обернулся. Дитрих протягивал терминатору смятый кусочек металла. Хороший у нас хирург, в Африке на неграх тренировался — сразу видно.

— Вот вам, Костик, на память. Лучше любого артефакта.

— Однажды сталкера Петрова ранили в перестрелке, — проникновенно произнес я.

— Ну й що? Що там дали? — Тарас заинтересовался.

— Не знаю, дальше я ещё не придумал.

— Трепло ты, Слипый. А ну, ворушись, разбырай завал! Спочатку ти зализяки тягны, ну! Потим оци!

Чтобы проделать под потолком лаз, сквозь который можно было миновать баррикаду, нам потребовалось минут двадцать, не больше. Кем бы ни были неведомые строители, руки у них явно росли из задницы. Очень уж непрочно все держалось. Самой большой проблемой оказалась не собственно работа, а опасность, что, когда мы будем пролезать в дыру, вся эта хрень поползет под ногами, разъедется, обрушится и погребет нас под обломками — высота же немаленькая, метра четыре, а то и больше. Какой смысл громоздить такую гору, если она настолько непрочная?

Баррикада «дышала» и проседала под ботинками… очень неприятное ощущение. Так что, когда мы спустились к подножию по другую сторону, все вздохнули с облегчением. За себя по крайней мере я ручаюсь — вздохнул! А потом глянул вдоль туннеля… ой-ей-ей. Вдалеке, скупо освещенная мигающими тусклыми лампами, виднелась ещё одна баррикада. Ничуть не уступающая той, что осталась позади. Бег с препятствиями по-пластунски. Нет такого вида спорта в олимпийской программе! Но делать нечего, мы двинулись к новому барьеру.

А в самом деле интересно, что сделал сталкер Петров, когда его ранили в перестрелке?

— И що це воно… навищо… — Костик двинулся к подножию нового препятствия, закидывая автомат за спину.

Я прекрасно понимал его раздражение — левой рукой работать неудобно, всё кажется непривычным, да ещё наш терминатор небось переживает — привык быть самым ловким!

— Чш! — Ванемейер вскинул руку, призывая к тишине.