Блестящей скатертью подернулись долины,

И ярким бисером усеяны поля.

На празднике зимы красуется земля

И нас приветствует живительной улыбкой.

Здесь снег, как легкий пух, повис на ели гибкой;

Там, темный изумруд посыпав серебром,

На мрачной со́сне он разрисовал узоры.

Рассеялись пары и засверкали горы,

И солнца шар вспылал на своде голубом.

Волшебницей зимой весь мир преобразован;

Цепями льдистыми покорный пруд окован

И синим зеркалом сравнялся в берегах.

Забавы ожили; пренебрегая страх,

Сбежались смельчаки с брегов толпой игривой

И, празднуя зимы ожиданный возврат,

По льду свистящему кружатся и скользят.

(Вяземский‑1. С. 130)

Сковал потоки зимний хлад,

И над стремнинами своими

С гранитных гор уже висят

Они горами ледяными.

Из-под одежды снеговой

Кой-где вставая головами,

Скалы чернеют за скалами.

Во мгле волнистой и седой

Исчезло небо. Зашумели,

Завыли зимние мятели.

(Баратынский. Т. 2. С. 160–161)

Несмотря на комплиментарный контекст, начало пятой главы имеет полемический характер по отношению к традиции элегического изображения русской зимы и картин северной природы. П очень любил стихотворение Вяземского «Первый снег», сознательные и бессознательные цитаты из которого в изобилии встречаются в его сочинениях (см.: Розанов И. Н. Князь Вяземский и Пушкин. (К вопросу о литературных влияниях) // Беседы. М., 1915. Т. 1. С. 57–76; Бицилли П. М. Пушкин и Вяземский // Годишник на Софийския университет. 1939. Вып. 35). Известна также исключительно высокая оценка П поэтического дара Баратынского. Тем более знаменательно, что для утверждения права поэта на картины «низкой природы» он избрал полемическое сопоставление именно с наиболее высокими достижениями «роскошного слога».

IV–XXIV – Строфы, погружая героиню романа в атмосферу фольклорности, решительно изменили характеристику ее духовного облика. П не сгладил этого противоречия, противопоставив демонстративному заявлению в третьей главе «она по-русски плохо знала» (XXVI, 5) также явно программное «Татьяна (русская душою)…» (5, IV, 1). П привлек внимание читателей к противоречивости образа героини:

Так нас природа сотворила,

К противуречию склонна (5, VII, 3–4).

Пушкинский принцип противоречия как построения сложного целого тонко почувствовал И. В. Киреевский, писавший: «…только разногласие связует два различные созвучия» (Киреевский И. В. Нечто о характере поэзии Пушкина // Киреевский И. В. Критика и эстетика. М., 1979. С. 52). О принципе противоречия в ЕО см. с. 28–39.

IV, 14 – Мужьев военных и поход. – В отдельном печатном издании главы было: «мужей», но в издании 1833 г. П изменил форму на простонародную, введя тем самым в текст точку зрения гадающих служанок.

V, 5–14 – Ее тревожили приметы… – «Заяц пересечет дорогу – несчастье», «поп попадет навстречу – путь несчастлив», «кот умывается – к гостям» (Зеленин Д. Из быта и поэзии крестьян Новгородской губернии // Живая старина. СПб., 1905. Вып. I—II. С. 12–13). П. А. Вяземский к этому месту текста сделал примечание: «Пушкин сам был суеверен» (Русский архив. 1887. № 12. С. 577). Рационалисты XVIII столетия относились к народным поверьям, приметам и обычаям отрицательно, видя в них результат непросвещенности и предрассудков, которые использует деспотизм, а в суеверии народа – условие похищения у него с помощью обмана и мнимых чудес исконного суверенитета. Эпоха романтизма, поставив вопрос о специфике народного сознания, усматривая в традиции вековой опыт и отражение национального склада мысли, реабилитировала народные «суеверия», увидев в них поэзию и выражение народной души.

Предрассудок! он обломок

Древней правды. Храм упал;

А руин его потомок

Языка не разгадал.

(Баратынский. Т. 1. С. 204)

Вера в приметы становится знаком близости к народному сознанию (см.: Баратынский. Т. 1. С. 206).

Начав в Михайловском статью, полемически направленную против трактовки народности В. К. Кюхельбекером и А. А. Бестужевым, П писал: «Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу» (XI, 40). Отсюда напряженный интерес к приметам, обрядам, гаданиям, которые для П, наряду с народной поэзией, характеризуют склад народной души. Поэтическая вера в приметы Татьяны отличается от суеверия Германна из «Пиковой дамы», который, «имея мало истинной веры <…>, имел множество предрассудков» (VIII, 246). Такое соединение, вызвавшее недоумение Н. Л. Бродского (см.: «Пушкин не пытался объяснять странного соединения в своем мировоззрении элементов материализма с темными суевериями». – Бродский. С. 232), было, однако, характерно для вольнодумцев XVIII в.: именно отказ от идеи божественного промысла выдвигал на первый план значение Случая, а приметы воспринимались как результат вековых наблюдений над протеканием случайных процессов. Возможность повторения случайных сцеплений событий, «странных сближений» весьма занимала П, верившего в народные приметы и пытавшегося одновременно с помощью математической теории вероятности разгадать секреты случайного выпадения карты в штоссе.

Вера П в приметы соприкасалась, с одной стороны, с убеждением в том, что случайные события повторяются, а с другой – с сознательным стремлением усвоить черты народной психологии. Еще в 1821 г. он под впечатлением «Примет» Шенье написал стихотворение под тем же названием, где приметы связываются с поэзией народных наблюдений над природой:

Старайся наблюдать различные приметы:

Пастух и земледел в младенческие леты,

Взглянув на небеса, на западную тень,

Умеют уж предречь и ветр, и ясный день… (II, 222)

VII, 5 – Настали святки. То-то радость! – Святки зимние – 25 декабря – 6 января. Зимние святки представляют собой праздник, в ходе которого совершается ряд обрядов магического свойства, имеющих целью повлиять на будущий урожай и плодородие. Последнее связывается с обилием детей и семейным счастьем. Поэтому святки – время выяснения суженых и первых шагов к заключению будущих браков. «Никогда русская жизнь не является в таком раздолье, как на Святках: в эти дни все русские веселятся. Всматриваясь в святочные обычаи, мы всюду видим, что наши Святки созданы для русских дев. В посиделках, гаданиях, играх, песнях все направлено к одной цели – к сближению суженых <…> Только в Святочные дни юноши и девы сидят запросто рука об руку; суженые явно гадают при своих суженых, старики весело рассказывают про старину и с молодыми сами молодеют; старушки грустно вспоминают о житье девичьем и с радостью подсказывают девушкам песни и загадки. Наша старая Русь воскресает только на Святках» (<Снегирев И.> Песни русского народа. СПб., 1838. Ч. I. С. 3–4).

«В крестьянском быту святки считаются самым большим, шумным и веселым праздником. <…> Святки