Айке почувствовал опасность и забил тревогу. 10 августа 1936 года он написал своему покровителю: «В управлении государственной тайной полиции курсируют слухи, что осенью 1936 года подразделения „Мертвая голова“ будут выведены из моего подчинения и переданы соответствующим окружным управлениям СС. Слухи эти исходят из канцелярии доктора Беста… Штандартенфюрер СС Бест заявлял неоднократно, что в концлагерях творятся безобразия и что давно пора передать их в ведение гестапо».

Айке внимательно наблюдал за действиями Гейдриха и готовился к отпору. В феврале 1937 года он даже запретил истязания заключенных, приведя нижеследующее обоснование: «Будучи истинным национал-социалистом, я вполне понимаю действенность подобных мероприятий, но считаю необходимым в настоящее время от них отказаться, так как возникает опасность, что министерством внутренних дел может быть сделан вывод о напей неспособности к надлежащему обращению с заключенными».

Вместе с тем Айке предупреждал своих подчиненных о необходимости быть начеку, исходя из того, что противник может находиться в собственных рядах. «Надо, — говорил он, — вести борьбу за признание и право на существование».

Опасения его были, однако, мало обоснованы, так как Гиммлер и не намеривался передавать концлагеря в ведение ставшего слишком могущественным шефа полиции безопасности. Так что Айке оставался заметным пробелом в контрольной сети Гейдриха.

Да и в полицейском секторе Гейдрих натолкнулся на «минное поле», установленное властными бюрократами, нанесшими государственному аппарату третьего рейха больше вреда, чем подпольная работа всех противников режима, вместе взятых. Видное место среди них занимал генерал полиции Далюге, которого Гиммлер с помощью самого же Гейдриха поставил на третью ступень высшей полицейской иерархии.

Вообще-то Далюге был довольно слаб да и пассивен, и вряд ли смог бы вести открытую борьбу со своим конкурентом Гейдрихом. Однако в его подчинении оказались подразделения полиции, корпоративный дух которых был сравним, пожалуй с духом, царившим в свое время в прусской армии. Прусская полиция считалась гордостью Веймарской республики, сохраняя свой престиж и в первые годы установления третьего рейха. Из 150 000 полицейских около трети ушли в создававшийся вермахт, остальные стали костяком новой полиции общественного порядка. Они были обласканы новым режимом: вместо кровавых стычек на улицах с недовольными своим положением людей и низким денежным содержанием во времена Веймарской республики они получили вполне спокойную жизнь, блестящую форму одежды и лучшие возможности для достижения служебной карьеры. Существовала у полицейских и возможность добровольного вступления в СС.

Определенную опору Далюге составляли чиновники министерства внутренних дел из числа бюрократов прежних времен. И даже в большей степени, чем сам Далюге, помешать гегемонистским планам Гейдриха старался министериальдиректор Вернер Брахт, ведущий юрист министерства и начальник отдела администрации и права управления полиции общественного порядка.

Гейдрих все настойчивее требовал от Делюге, чтобы «все вопросы политического порядка относились к компетенции полиции безопасности». Брахт возражал против этого, заявляя: «Тогда полиция в конце концов превратится в покорного исполнителя распоряжений других ведомств, не располагая никакими возможностями к появлению собственной инициативы».

Вскоре Брахт и Гейдрих оказались в состоянии окопной войны, ведя борьбу за любое проявление компетентности. Несмотря на образование собственного управления, полиция общественного порядка имела, образно говоря, свои опорные пункты на «территории противника». Управление Далюге в частности, занималось всеми организационными вопросами местных полицейских учреждений, ведало бюджетом уголовной полиции и проблемами ее размещения (в том числе и гестапо).

Особенно упорно шла борьба за реальное руководство уголовной полицией. Дело в том, что национал-социалистский режим создавал целый ряд новых структур, оставляя в то же время нетронутыми прежние организации. Так, если на высшем уровне уголовная полиция была вместе с гестапо объединена в управление полиции безопасности, то на среднем и низших уровнях сохранялся прежний административный уклад. Это означало, что, получая указания от Нёбе и являясь органами полиции безопасности, местные отделы оставались в подчинении соответствующих полицейских управлений округов и районов. Вот и получалось, что косвенно они являлись как бы органами управления полиции общественного порядка.

Гейдрих требовал разделения власти и в местных управлениях полиции, но Брахт на это не реагировал.

Тогда Гейдрих по согласованию с Гиммлером ввел инспекторов полиции безопасности в каждом военном округе, задачей которых являлось объединение уголовной полиции и гестапо на местах. Обретя двух господ, отделы уголовной полиции стали обращаться к сильнейшему. «С момента введения инспекторов полиции безопасности участились случаи вмешательства в сферы моей компетентности, что наносит ущерб моему авторитету, — жаловался полицей-президент Дрездена бригадефюрер СС Карл Пфломм, — Я не могу нести ответственность за положение дел в округе, когда у меня из рук вырываются один за другим целые куски моей работы».

Гейдриховские инспектора должны были не только ослабить положение полицей-президентов, но и устранить слабости своей империи — наладить на местах сотрудничество уголовной полиции и гестапо.

Гейдрих привлекал к себе сотрудников уголовной полиции обещаниями, о которых они во времена Веймарской республики могли только мечтать: им разрешалось бороться с преступностью, невзирая на мнение общественности и юстиции. В близких к Гейдриху кругах вынашивались планы ликвидации государственной прокуратуры и передачи полиции права выносить приговоры.

Однако не все шло у него так, как ему того хотелось. Даже за стойкой «смирно» и национал-социалистскими тирадами Артура Нёбе скрывалось стремление помешать проникновению гестапо в уголовную полицию. Благодаря Нёбе в управлении успешно работали так и не ставшие нацистами его заместитель Пауль Вернер, исполнительный распорядитель Ханс Лоббес и начальник сектора по борьбе с безнравственностью Герхард Наук.

Не без основания гестаповцы с завистью и недоверием следили за делами своих коллег из уголовной полиции. Бригада Генриха Мюллера, работавшая с рвением и фанатизмом на новый режим, регистрировала каждую ошибку и каждый промах уголовной полиции. Но и у них оставалась затаенная обида, о чем свидетельствуют документы гестапо за 1937 год. Неизвестный аналитик провел сравнение между гестапо и уголовной полицией, из которого следовало: «Гестаповцы не пользовались любовью общественности, более того, вызывали даже чувство враждебности. Что же касается уголовной полиции, то здесь — полное понимание и признание правомерности ее действий».

Гестаповец Мюллер не упускал ни одной возможности, чтобы упрекнуть своего «друга Артура» в некомпетентности и неспособности ведения дел. Нёбе знал, что Мюллер находил у Гейдриха полное понимание, требуя, чтобы уголовная полиция переходила в борьбе с преступностью на методы, применяемые гестапо.

Таким образом, Гейдрих мог всецело опираться в своих планах и действиях только на гестапо, численности персонала которой оказывалось явно недостаточно, чтобы своевременно регистрировать подозрительные инициативы и поступки 80-миллионного народа. О больших пробелах в сети надзора и контроля Гейдриха свидетельствует появление баварцев из Кёпенига, высших чиновников, в течение трех лет позволявших морочить себе головы банде политических авантюристов, алкоголиков и психопатов.