Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В воздухе запахло чем-то горячим, напоминающим расплавленный битум, а стена стала почти полностью чёрной. В самом её центре вздулся пузырь, похожий на голову жуткой твари, притаившейся в глубинах нефтяного озера. Потом появился ещё один, такой же. И ещё. Ольга тихо завыла, а кто-то принялся горячо, истово и матерно молиться.
Внезапно Хробанов, продолжавший нависать над Лифшицем, ткнул пальцем в грязную страничку, остановив поиск. Наш эзотерик-недоучка напрягся и выкрикнул нечто неразборчивое.
Но это подействовало!
Вздутия тотчас исчезли. А чуть позже пропала и чернота. Вместе со стеной. Перед нами открылся смутно знакомый коридор с закруглёнными зелёными стенами. Хробанов, изобразив улыбку на деревянной физиономии, повернулся и развёл руки в стороны:
– Добро пожаловать в Бездну.
Чёрт, эту фразу должен был сказать я.
Первым делом, как водится, началась суматоха и суета. Ну вот почему, как тщательно ни готовь операцию, кто-то обязательно споткнётся о рюкзак на полу, кто-то потеряет важный чемоданчик с пробозаборником, а кто-то просто тупо вылупится в открывшийся проход и останется стоять так, пока дружелюбный Самойлов не пнёт его и участливо не поинтересуется: «Какого х…я ты завис?»
Тем не менее не прошло и десятка минут с того момента, как чёрная мерзость растворилась в пыльном воздухе, а всё имущество успели перетащить на терра инкогнита.
– Знакомое место? – тут же поинтересовался Хробанов, выглядевший так же торжественно, как девственник перед долгожданным соитием. – Судя по записям, внутренности Уробороса опоясывают всю горловину Бездны.
– Тогда знакомое, – пожал я плечами, наблюдая, как Самойлов что-то втолковывает двум огромным битюгам, за чьей спиной совершенно терялась испуганная Ольга. – Скажите всем, пусть в лужи не суются, в них какая-то кислота. И нужно поторопиться, очень скоро эта самая внутренность начнёт нас всех переваривать.
– Временной промежуток до того момента, пока Змей Миддгарда не ощутит инородное тело, составляет от получаса до двух часов, если перевести на наше время. – Лифшиц захлопнул свою книжицу и положил во внутренний карман пыльного и грязного пиджака. – Судя по моим расчётам, у нас семьдесят минут. А до шлюзового стока – три километра.
– Тут ещё есть такая срань… – Я помахал руками. – Крылатая гадость.
Подошёл Самойлов, успевший через пару помощников организовать срочные сборы, и поинтересовался, о какой ещё гадости идёт речь. Лифшиц тут же принялся распинаться о каких-то могильщиках, выполняющих роль кишечных бактерий Уробороса. Начальник охраны уставился на оратора с тем суеверным ужасом, который обычно написан на лицах людей, общающихся с явными психами.
– Как вы оцениваете наши шансы на успех? – поинтересовался Хробанов, и я не сразу сообразил, что его вопрос обращён ко мне. – Как мне кажется, уровень подготовки и экипировки персонала значительно выше, нежели в предыдущий раз. Тем более присутствие человека, побывавшего…
– Сергей Николаевич, – не смог удержать я нервный смешок, – что с того? Можно сколько влезет демонстрировать чудеса, которыми меня наградил Огненный поток. Можно до посинения вспоминать клоаку, по которой пришлось лазить, что с того? Всё это нам нисколько не поможет.
– Почему? – Хробанов казался несколько обескураженным. – Опыт – всегда опыт.
– Не здесь, – махнул я рукой, пытаясь одновременно сосредоточиться на разговоре и при этом сообразить, какого чёрта Диана и Паша так беспонтово общаются с частью нашего вооружённого эскорта. – Чего скрывать, Теодор Емельянович был совсем не чета мне. И по Бездне успел попутешествовать прежде. Бездна почему-то меняется, и даже те помещения, которые считались безопасными, ставят смертельные ловушки.
– Пессимизм в самом начале – дурной знак.
Я посмотрел в его вытянутую физиономию, полную сдержанного оптимизма, и подумал: а не послать ли оптимиста в ещё большую задницу. Однако ограничился обычным тяжёлым вздохом. Дурака могила исправит, а мы уже успели в оную забраться так, что и уши не торчат.
К этому времени всё имущество успели разобрать и закрепить на спине. Кто-то ворчал, что можно было использовать миникар, кто-то сетовал на малое количество грузчиков, выразительно поглядывая в нашу сторону, а я… А я наконец получил возможность отделить зёрна от плевел.
Итак, три десятка вооружённых лбов. Все равны, как на подбор, с ними – злой дядька Чер… то есть Виктор Семёнович. Далее – десяток учёных: шесть мальчиков и четыре девочки. Все молодые, красивые, и всех немного жалко. Дальше – всякое отребье в лице Паши, Дианы и Лифшица. Потом – непонятно кто, ну – Ольга и Хробанов. Остаётся представитель элиты, которого наконец начали любить и жаловать. Пока есть кому.
Внезапно кто-то из девочек-учёных, которые после экипировки пытались тыкать в планшеты-телефоны, оглушительно завизжал. Вопль тотчас поддержали остальные биологи. Под этот аккомпанемент воздух потемнел, сверкая разрядами синих молний. Потом с тихим хлопком, так диссонирующим ору испуганных людей, стена вернулась на место.
– Забавно. Почти такой же, но с нюансами, – пробормотал Хробанов и, когда я повернулся за разъяснениями, указал на каменную картину, украшающую стену: – Барельеф. Там у пылающего человека было обычное лицо. Разве что искажённое от страданий.
Хм. Ну да. Тут у мускулистого гиганта, перебравшего с синтеполом, на жилистой шее дико хохотал голый человеческий череп. И пламя, пожирающее атлета, и сама его фигура казались почти тридэшной фотографией. Ничего удивительного: Бездну украшали очень талантливые мастера. И определённо – не люди.
Пока я ожидал прибытия экскурсовода, чтобы тот поведал краткую историю создания барельефа, к нам приблизился мужчина, лет эдак двадцати семи. Смуглое лицо искажала гримаса возмущения, разбавленная лёгким испугом. Стоило ему начать говорить, как тонкие усики принялись подпрыгивать, словно бабочка, приклеенная под носом. В кильватере пришельца тащились две симпатичные мамзели. К счастью, обе уже прекратили вопить.
– Сергей Николаевич, – с нажимом начал хрен с бугра. – Думаю, настало время кое-что прояснить. Происходящее выбивает членов нашего коллектива из их обычного…
– А прошлый раз было намного проще, – не удержался я и хихикнул. Лаврентьева я немного знал. С ним советовалась Диана, когда выкачивала огненную фигню из моих вен. – Сказали: начнёшь вякать – пристрелим. Отличная была идея…
– Согласен. – Самойлов потянул учёного за плечо, и тот тихо охнул. – Ёп-тить, Лаврентьев, мы же обо всём договорились: все грёбаные вопросы будешь задавать на привале.
– А сейчас… – начала одна, из учёной кавалькады.
– А сейчас всем заткнуться и вперёд, – оскалился Самойлов. – А не то – пасть порву.
Обычная цитата из фильма, но в его изложении, да ещё и в совокупности с милой гримасой, проняла даже меня. Учёных же как ветром сдуло. Виктор Семёнович поднял руку и, когда все притихли, очень тихо сказал: