В советское время на кладбище хоронили, конечно, уже без разбора социальной принадлежности покойного. И все-таки громких имен здесь как не было особенно прежде, так почти нет и теперь. Разве совсем единицы. На Даниловском кладбище в эти годы были похоронены: крупнейший языковед, член-корреспондент АН СССР Афанасий Матвеевич Селищев (1886–1942); историк, москвовед Михаил Иванович Александровский (1865–1943), автор «Указателя московских церквей» (М., 1915) и других работ; искусствовед и театральный критик Сергей Николаевич Дурылин (1877–1954), автор свыше 700 статей и монографий и воспоминаний «В своем углу», — кстати, сам он был купеческого рода, почему, может быть, и оказался на этом кладбище; Федор Николаевич Михальский (1896–1968), заместитель директора МХАТ по административно-хозяйственной части, впоследствии директор музея Художественного театра, — в «Театральном романе» Михаил Булгаков изобразил его в образе «заведующего внутренним порядком» Филиппа Филипповича Тулумбасова: «Большей популярности, чем у Тулумбасова, — рассказывает М. А. Булгаков, — не было ни у кого в Москве и, вероятно, никогда не будет», — Филипп Филиппович заведовал распределением театральных билетов.

Немного не доходя воинского мемориала, с левой стороны площади, у края, стоит довольно высокий черный четырехгранный обелиск с большим белым мячом на вершине и с короткой надписью: Воронин Валерий Иванович. 1939–1984. Заслуженный мастер спорта СССР. Этот памятник был установлен летом 2003-го. Прежде на могиле этого выдающегося спортсмена стояла мраморная белая плита, и тоже с футбольным мячом, вырезанным в виде барельефа в нижней части.

Монумент на могиле В. И. Воронина

Сейчас уже мало кто помнит этого знаменитого футболиста шестидесятых с внешностью голливудской звезды. Во всяком случае, у могилы его редко когда кто-нибудь остановится. К новому, величественному памятнику, правда, теперь подходят чаще. Но похороны его в восемьдесят четвертом были, пожалуй, самыми многолюдными на Даниловском кладбище: чуть ли не весь ЗИЛ пришел тогда проститься с одним из лучших игроков «Торпедо» и всей страны. Вообще Воронин — это тот тип советского гениального спортсмена — любимца миллионов, — не вполне реализовавшегося и плохо кончившего именно потому, что он был советским спортсменом. Будь он германским или бразильским футболистом, судьба его, несомненно, сложилась бы совсем по-другому.

Однажды, после какого-то зарубежного матча к Воронину и другим игрокам сборной подошел президент одного очень именитого европейского клуба с кипой контрактов в руках и предложил им собственноручно вписать любую сумму, за которую они согласны выступать за его клуб. Наши игроки не были изменниками родины, а именно так у нас квалифицировался возможный их положительный ответ на провокационное предложение западного импресарио, и они гордо и вежливо отказались. Советские футболисты не продаются! Они честно играют за зарплату на ЗИЛе или еще где-то. Какова же была «стоимость» Воронина, можно судить хотя бы по тому, что его, одного из немногих наших футболистов, приглашали играть за сборную мира. То есть он был удостоен высшей мировой оценки.

А закончилась его спортивная карьера, да и сама жизнь, как это иногда бывает с великими спортсменами, совершенным крахом: простившись со спортом, он скоро обнаружил, что в нем больше ровно никто не нуждается, из великого он превратился в обыкновенного, и завершился этот кризис тем, что Воронин сделался для всех почти своих почитателей, прежде приходивших «на него» на стадионы, компаньоном, с которым интересно и лестно этак непринужденно собраться втроем и помянуть минувшие дни. Говорят, в последние годы Воронина нередко можно было увидеть просто-таки в беспамятстве лежащим где-нибудь в укромных местах на родном «Торпедо» или вблизи стадиона. Понятно, даже заслуженный мастер не сможет долго вынести такого изнурительного существования.

На годовины, кажется, кто-то повесил на ограду его могилы бумажку со стихами, в которых, очевидно, чувствуются протестные, «антитоталитарные» мотивы совершенно в духе начавшейся «гласности», и в которых, в общем-то, верно изображена судьба великого футболиста:

Москва тесна, в стране простора нет,

И в сборной мира мест такая малость.

Воронин вне игры в сорок пять лет.

Могила с краю — все, что Вам досталась.

Валерий Воронин, добавим, коренной москвич. Он родился у Крестьянской заставы. Закончил 10-ю школу на Ленинском проспекте.

Но если на Даниловском кладбище почти нет знаменитостей светских, известных мирян, почему предприимчивые эксплуататоры отеческих гробов не повезут сюда экскурсии, как ежедневно они привозят автобусами всяких гостей столицы на Ваганьково, то для людей верующих, воцерковленных, Даниловское кладбище, возможно, является одним из главных мест паломничества: столько здесь, по мнению православного человека, находится захоронений, достойных почитания.

Кажется, самой посещаемой не только на Даниловском кладбище, а во всей Москве в последние годы XX века стала скромная могилка Матрены Дмитриевны Никоновой (1885–1952) — Блаженной старицы Матроны, названной в свое время Иоанном Кронштадтским «восьмым столпом России» и причисленной недавно к лику святых. Всякий день, и особенно по праздникам, у могилы собирались десятки, сотни паломников, чтобы попечаловаться матушке, попросить ее заступничества и взять с могилки горсть песка, имеющего, по свидетельству многих, чудодейственные свойства. Вообще же свидетельств о чудесах, случившихся по молитвам к м. Матроне, в том числе и прямо у могилы, собрано уже несколько книг!

Прощание с матушкой Матроной

Много лет за могилой м. Матроны ухаживала Антонина Борисовна Малахова. Она чуть ли не жила здесь, при могиле. Паломники шли непрерывно, и она оставалась на кладбище иногда даже на ночь, чтобы объяснять людям, как надо подходить к матушке, как вести себя у могилы и т. д. И вот, например, о каких случаях рассказывает Антонина Борисовна. Однажды на Пасху, — это было в 1989 году, — пришли на могилку к м. Матроне две «порченые», по выражению А. Б. Малаховой. Одной лет сорок, другой — тридцать. Первая из них вдруг начала на все кладбище кричать: «Ух ты, Матрона! Молишься за всех, Матрона!» Антонина тогда посоветовала ей приложиться головой к самой могиле. А та, вроде бы и не против, да не может никак, будто мешает ей что-то. «Клади, клади, голову-то! — говорит Антонина, — не бойся, нагибайся и клади!» Наконец, несчастная кликуша как-то заставила себя припасть головой к холмику, но тут с ней вышел натуральный припадок, — она забилась, задергалась. Но когда поднялась, ей как будто полегчало. Антонина дальше ее учит: «Возьми с могилки три красных яйца». Та протягивает к яйцам руку, а взять их не может, — не слушается рука. А вторая «порченая» — ее подруга — кричит: «Не бери яиц! не бери!» И вдруг хватает песок с могилы — и прямо к себе в рот. Проглотила и сразу успокоилась. Они обе взяли по нескольку яиц. И смиренно ушли. Больше, правда, Антонина их никогда не видела.