— Ты ведь просила не врать.

— Не врите! Скажите, что любите, скажите честно!

— Иринка, ты очень молодая. Почему ты решила, что эта любовь — настоящая?

Иринка помотала головой:

— Она настоящая, Кир! Поверь…те мне! Я знаю! Я никогда такого не чувствовала. Ведь у меня есть парень, который подарил мне белье, который готов каждый вечер водить меня в рестораны, где подают мышей в кляре, и в ночные клубы; он готов катать меня на машине, но я люблю вас, и не нужно мне его белье, и его дурацкая машина тоже не нужна, пусть они провалятся. Мне нужны вы, и только вы, а еще ваша замечательная открытка, которая и так у меня есть, а вас у меня нет, но я хочу, чтоб были! Кстати, я храню вашу открытку в сумочке, рядом с косметичкой, хотите поглядеть? — Иринка схватилась за сумку.

— Я верю, Иринка, — промямлил я.

— И что вы… ты скажешь?

Она смотрела на меня умоляюще, трогательно сжимая коленки изящными ручками в мягких бежевых перчатках, а я глядел на башню, на огромное сооружение, которое построил неизвестно кто и неизвестно зачем, и думал, что дядюшка Фрейд был бы счастлив, если бы увидел Ледяную Башню, этот проклятый фаллический символ нашего города, этот средний палец человечества, вытянутый к небу.

— Кирилл?

— Ира, за что ты меня полюбила?

— Вы подарили мне…

— А на самом деле?

Она замолчала, теребя пальчиками ремешок сумки. Потом спросила нерешительно:

— Разве любят за что-то?

— Кто как.

— Вы в первый день, когда я вас увидела, очень… профессионально выглядели. Галстук правильно повязали. На костюме ни пылинки. А главное — в вас была сила. То, как вы строго обращались с коллегами… ну, требовали от них отдачи. Над их дурацкими шутками не смеялись, а… хмурились и призывали… работать. Я тогда поняла, что вы настоящий мужчина. Которого можно полюбить. И я вас полюбила. А потом была откры…

Я вылупился на нее:

— Ты полюбила меня за то, что я выглядел профессионалом на работе?

Иринка серьезно кивнула:

— Мне всегда не везло по работе. Вроде неглупая, а брали только секретарем. И все. Я мечтала стать… выше. Знаете, Кирилл, когда я была маленькая, я ездила в школу в маршрутном такси. А в нем к окну кто-то приклеил рекламный листок, на котором были нарисованы мужчины и женщины в деловых костюмах. Они радовались и шли мне навстречу. В руках у них были сотовые телефоны, а во рту — белоснежные зубы. Я помню надпись сверху: «Присоединяйся к профессионалам». Я целую ночь не спала, после того как прочла эту надпись, Кирилл. Я запомнила ее на всю жизнь. Эти люди были такие уверенные в себе, такие правильные, такие у них были гордые улыбки и твердая, решительная походка. А в жизни было не так, в жизни была мама, которая спивалась, и ее муж-бог, капитан второго ранга, фотография которого в рамочке с траурной лентой висит у изголовья маминой кровати. И я подумала…

— Ира, ты… шутишь?

Она помотала головой:

— Нет, что ты… вы! Я показала пример маме, стала учиться лучше, вести себя строже, и она вылечилась. Перемену заметили наши бывшие друзья и родственники и снова потянулись к нам. Профессиональное отношение к жизни спасло нашу семью! А теперь, Кирилл, я хочу, чтобы вы признались мне в любви, потому что мы станем великолепной парой. По-другому быть не может. Я все продумала. Я знала, что в один прекрасный день вы пригласите меня на свидание. Я расписала этот день заранее на листочке бумаги, как настоящий профессионал.

Я улыбнулся через силу:

— Ира… я не профессионал. Меня сегодня уволили. Я дилетант.

Она помотала головой:

— Неважно. У вас ведь все распланировано. Наверняка у вас сотни предложений от других учреждений и фирм.

— Нет ни одного.

— Но план-то у вас есть?

— Не-а.

Иринка нахмурилась, размышляя; над ее переносицей обозначилась прелестная морщинка. Ветер кружил вокруг нее пушистые снежинки, и она была прекрасна.

— Знаете, — сказала Иринка наконец. — Кирилл, я подумала и решила. Я все равно люблю вас. Раз уж призналась в любви. Вы мне… нужны. А я нужна вам. Я помогу вам. Устроиться на другую работу, лучшую. Скажите, пожалуйста… все-таки… вы меня любите? Просто скажите. И я помогу вам стать профессионалом.

Перестали кричать экстремалы. Замолчали парочки Притих патлатый гитарист, и заткнулись алкаши у дверей библиотеки. Кажется, один из них зашел за угол помочиться. Ситуация сложилась такая, что грех было сказать «нет».

— Нет, — сказал я. — Ира, прости…

— Нет? — не поднимая глаз, тихо спросила она.

— Нет.

— Но как же так? — шепнула Иринка, разглядывая мерзлую землю у наших ног. — Ведь это невозможно. Так получилось, что я впервые и по-настоящему влюбилась, а вы говорите мне «нет». Ведь это невозможно, неправильно и неверно, чтобы человек, которого любишь, говорил «нет». Ведь это то же самое, как если бы умирающий человек попросил помощи, а вы бы сказали ему — пошла вон, гадина. Как если бы вам на порог подложили младенца в корзиночке, а вы бы взяли и выкинули его в мусорный контейнер. — Иринка смотрела на меня, и глаза ее были сухие: — Это неправильно, Кир. Как если бы ребенок взял вас за руку, а вы бы сломали ему пальцы!

— Иринка, — сказал я, — понимаю, что ты чувствуешь…

Осекся. Потому что увидел вдруг, что из-под шарфика Иринки выглядывает маленькое черное пятнышко. Не обращая внимания на слабые попытки помешать, я размотал шарфик.

В шею Иринки въелся черный пульсирующий холмик-полукруг, продавленный посередке. На Иринкиной бледной коже он выглядел просто ужасно.

— Откуда у тебя пятно? — тихо спросил я, легонько касаясь «скарабея». Ира вздрогнула, закрыла глаза и ответила:

— Не знаю. Эта гнусная штука проросла четыре дня назад. Может быть, опухоль, не знаю. Я не ходила в больницу. И не пойду. Потому что мне теперь все равно. Потому что вы не ответили на мое признание, Кирилл. Потому что…

— Погоди! После появления пятна ты почувствовала что-нибудь особенное?

— Нет. Не знаю… оно не болит, только немного чешется по краям… Я пыталась проткнуть его ногтем, но не смогла: слишком твердая кожица. Какая разница?

— Есть разница! Ты ощущаешь что-нибудь необычное?

Иринка вскочила, с ненавистью глядя на меня, а лицо ее избороздили злые морщинки; зрачки уменьшились, а на щеках появились красные пятна.

— Чего ты от меня хочешь? Ты сказал «нет»! Ты сломал пальцы ребенку!

Что-то менялось в погоде. Небо заволокли тяжелые дождевые тучи, а ветер усилился и швырнул в. лицо мокрые снежинки. Один из скейтеров во время сложного трюка шлепнулся на бок, поднялся, прихрамывая, и заныл, хватаясь за ногу. На его доске появилась трещина, и осознав, что любимая доска поломалась, скейтер заныл еще громче.