— Это что, камера для расстрела? — полюбопытствовал он, нацепив на физиономию улыбку, хотя зубы его пытались выбивать дробь.

— Тихо. — Салем показал ему здоровенный волосатый кулак. — Помолчи, шутник. Говорить буду я. А ты ответишь на вопросы, если тебе их зададут.

Салем смотрел в верхний угол. Там находился хоботок, поблескивающий внимательной линзой. Видеокамера. Кто-то осматривал визитеров и, вероятно, решал: расстрелять их пулями из отверстий в стенах прямо сейчас или повременить пять минут.

— Салем? — Голос раздался со всех сторон сразу — надтреснутый, словно из старого порванного радиодинамика, висящего на сельском столбе.

— Да. Это я.

— Ближе.

Салем сделал несколько шагов по направлению к видеокамере, вытянулся на цыпочках, чтобы его можно было лучше рассмотреть. Краеву показалось даже, что глазок камеры подслеповато моргнул.

— Хорошо. Кто там еще? Лиза?

— Да, — пискнула Лизка. — Это я. Лисенок.

— Вижу. Кто там у вас третий?

— Это тот самый. Человек из Инкубатора. Ты велел ему прийти сегодня.

— Почему так рано? — В скрипе голоса появились обертоны недовольства. — Я ждал вас в четырнадцать часов. И почему вы идете по этому заброшенному ходу, а не по центральному?

— Извини. Кое-что случилось. Нам пришлось удирать.

— Что случилось?

— Сейчас придем к тебе и все расскажем.

— Не пущу. Говорите здесь. За вами, наверное, «хвост»…

— Иди ты к черту, старый идиот! — заорал вдруг Салем так, что эхо заметалось между стенами. — Не пустит он нас! Видел, вот! — Он согнул руку в локте и показал камере неприличный жест. — Сиди там, в своей берлоге, и соси свою пластмассовую лапу. Или еще что-нибудь соси! А мы пойдем! Обойдемся без тебя.

Он решительно направился обратно и начал раскручивать штурвал двери, через которую они только что вошли.

— А я вас перестреляю, — хрипло сообщил голос. Краев напрягся, втянул голову в плечи.

— Давай перестреливай! — Салем даже не повернулся. — Посмотрим, кто будет тогда за тобой дерьмо убирать.

— Подожди…

— Отвяжись!

— Ладно, идите! — великодушно объявил голос. — Садитесь.

Салем зло сплюнул, оставил дверь в покое, пошел в центр комнаты и сел там на пол, вытянув ноги и оперевшись на руки. Лиза села рядом с ним. Краев присел на корточки рядом с Лизой.

— Держись, — тихо сказала Лиза. — Это старый ход. Никто не знает, как он сработает на этот раз.

Пол дернулся, словно тектоническая плита, сдвинутая землетрясением. Краев не удержался, упал на Лизу, Лиза свалилась на Салема, Салем выругался сквозь зубы. Пол трясся, как старый паралитик, и медленно опускался вниз. Свет погас. Лиза обхватила руками шею Краева и быстро поцеловала его — пока никто не видел.

— Не бойся, — шепнула она. — У старого пердуна свои причуды. Но он не злой. Совсем не злой.

— Куда мы едем?

— К Агрегату.

* * *

Долго ли, коротко ли шли наши странники, петляли по мрачным туннелям, а все ж добрались-таки до места. И воздух здесь стал посвежее, и стены почище. Еще одна лестница вверх — Краев уж и не помнил, какая по счету, и они вылезли из люка в помещение, которое можно было назвать жилым. Деревянный пол, скрипящий под ногами. Стены, оклеенные древними обоями, наполовину отслоившимися и скручивающимися в трубки. Желтая тусклая лампочка на потолке.

Здесь имелась дверь — надежная, мощная, металлическая. На двери присутствовал кодовый замок. Салем набрал комбинацию цифр, дернул за ручку. Дверь поползла в сторону.

— Добро пожаловать к Агрегату, — сказал он. Они перешагнули за порог и оказались в царстве чистоты. Это напоминало скорее высококлассный госпиталь, чем загаженное подземелье. Идеально ровные стены, мягкий свет, ряды никелированных трубок под потолком. Пол, застеленный мягким покрытием. В воздухе витал специфический лекарственный запах — Краев сразу вспомнил немецкую больницу, где в последний раз оперировали его больное колено. Впрочем, был в гамме запахов странный оттенок — какой-то нечеловеческий, заставляющий кожу покрываться испуганными пупырышками.

Дверь захлопнулась за ними с пневматическим шипением, большой засов автоматически скользнул в паз, отделив их от внешнего мира.

— Так… — Шваркнув свою сумку на пол, Салем сдирал теперь свою пропотевшую, вонючую одежду и кидал ее в окошечко, прикрытое черной пластиковой мембраной. — Одежду — сюда. Мыться здесь. — Он показал на несколько белых дверей вдоль стены. — Десять минут на помывку у нас есть. Даже пятнадцать. Все равно одежда быстрее готова не будет. Я пошел.

Он пошлепал к одной из дверей, совершенно голый. Краев кинул на него оценивающий взгляд сзади. Да, хорош мужик… Широкая спина в буграх перекатывающихся мышц, крепкие ягодицы, словно вырубленные из розового мрамора. Прямые мускулистые ноги. Ни капли жира.

— Ничего у меня братец? — Лизка улыбалась. — До Чумы мастером спорта был!

— Заметно. Уважаю сильных людей. По какому виду спорта?

— По шахматам, — сказала девушка с гордостью. — Знаешь, какой он умный! И в карты он тоже всегда всех обыгрывает. Даже в буру!

— Умных тоже уважаю. — Краев смущенно кашлянул в кулак. — Мне что, в душ идти?

— Да. — Лизка стягивала брючки. — Одежду вот сюда положишь. Она будет выстирана и простерилизована. Быстрее раздевайся! А то высохнуть не успеет.

— Ага. — Краев вяло расстегивал жилет. — А там душ-то хоть нормальный? Не химия какая-нибудь?

— Нормальный! — Лиза закинула последнюю свою одежонку в окошко и побежала в душевую. Краев проводил ее взглядом и вздохнул. Ему было страшно, что он может никогда уже больше не увидеть такую картинку.

Струи бодрящей, озонированной воды хлестали сразу со всех сторон, массируя кожу. Краев стоял, расставив руки, и откровенно балдел. Ему лень было даже намыливаться.

— Спинку тебе потереть? — громкий шепот. Николай оглянулся. Хитрая мордочка в приоткрытой двери. Светлая косичка намокла и потемнела. А шарики? Интересно, шарики отвязывают, когда моются?

— Иди сюда.

Шарики на месте. Переливаются, подмигивают Краеву. Что это, мол, ты такой невеселый, старый парень? Такая девчонка у тебя в объятиях — а на физиономии твоей написано уныние и витальная тоска.

— Ты что? — Она смотрела встревоженно. — Ты такой грустный… Что?нибудь случилось?

— Случилось. Только сегодня утром я думал о том, что нашел тебя и никогда не расстанусь с тобой. Не важно — чумник я или иностранец. Не важно, каково мое прошлое. Все это не имеет никакого значения — то, что было до тебя. Я думал о том, что нашел тебя, а значит, нашел и себя — наконец-то нашел, впервые в моей жизни. Но теперь я вижу, что это только мое собственное мнение. Тех людей, которые охотятся за нами, вряд ли оно заинтересует. Я боюсь, что нас заставят расстаться. И я потеряю все.