Единственным человеком, которому Журавский доверял в течение последних 20 лет свои тайны, был он сам. Ни одно слово за это время не было им произнесено в силу глупости, слабости или неконтролируемой эмоции. Ни за рюмкой, ни по телефону. Он никогда не поносил и не раскрывал секретов своих предыдущих начальников, из чего нынешние — а все они были людьми неглупыми — могли сделать вывод, что так же он будет поступать и по отношению к ним.

При этом Станислав Васильевич вовсе не походил на робота. Напротив. Участвовал, но не засиживался в застольях, умел в тему произнести тост, рассказать анекдот, который всегда был свежим, смешным и мастерски исполненным.

Ещё один из секретов его стабильности — умение правильно выстраивать отношения с противоположным полом. Он даже обнаружил в этом вопросе некие общие подходы с ведением дел. Ведь в нашем бизнесе быть одновременно кристально честным и успешным невозможно. Нужно уметь лавировать. Зарабатывать, обходя законы, но не попадаться. Разрешать подчинённым подхимичивать себе на бутерброд, но в разумных пределах, и делать вид, что не замечаешь этого.

Он ожёгся в молодости с первой женой, которую крепко полюбил и перед которой вывернул душу наизнанку, за что и был наказан. Но Журавскому повезло — он сумел сделать выводы. Женщина и отношения с ней — это не просто шахматы. Это — минное поле. По которому нужно пройти и не взорваться. В амурных делах эмоциональная составляющая — одна из самых интересных, без неё секс пресен. Но именно эмоции и таят в себе опасность. Чем выше степень противостояния, чем больше адреналина, тем выше риск быть взорванным. Он любил этот драйв. В порыве откровения Журавский разрешал себе доверительно сообщить понравившейся барышне какой-либо свой секрет. Правда, только пятиразрядной важности, о чём ей, впрочем, знать было вовсе не обязательно. Так поступали при захоронении фараонов, когда для грабителей устраивали фальшивые тайнички, дабы те успокоились и не добрались до настоящей сокровищницы. Вообще, Станислав Васильевич был крепко подкован в этом разделе истории.

Взять его давнюю подружку Наташу. С виду покорная и безобидная, всегда преданно глядящая в глаза… Расскажи он ей в порыве откровения подноготную своих доходов, детали этих аварий, а завтра она потеряет к нему интерес, взбрыкнёт или обидится, что не купил ей авто, — да мало ли поводов можно придумать? Или выдаст его секреты новому любовнику или мужу. Или просто выложит в Интернете соответствующие фото.

Зайдя в кабинет, Станислав Васильевич сверил с секретаршей Ниной план предстоящего дня.

— Да, на пятнадцать нарисовалась срочная встреча — внеси коррективы. Вводных не поступало? — он бегло взглянул на Нину. Та, как обычно, излучала внимание и деловитость.

Нина была очень ценным для него сотрудником. Она прекрасно разбиралась в его делах, быстро схватывала суть и хорошо чувствовала людей. Она знала, с кем соединить, кого мягко перенести на завтра, а главное, она ничего не делала невпопад и не бывала навязчивой. Он старался регулярно приплачивать ей к зарплате премию в конверте, помог устроить дочь в лучшую, как считалось, в столице школу — на Прорезной, а Нина платила преданностью и благодарностью. Станислав Васильевич к святошам себя не причислял, но с секретаршей не спал принципиально и, установив доверительные отношения, определил дистанцию, не допуская лишних откровений. Впрочем, и Нина, когда пришла к нему в своё время на собеседование, в лоб заявила: положиться на неё можно во всём, но спецпоручений в виде интима она не приемлет. «А это и не требуется, — успокоил тогда претендентку Журавский, — для этого есть другие».

И сейчас ему очень льстило, что у него не самая молодая, но зато очень стильная секретарша, которая к тому же на работе в интимных связях ни разу замечена не была. Нина всегда действовала на него успокоительно-бодряще. Как заплыв в чистом море. И сейчас он с удовольствием отметил, что юбка у неё не выглядит короткой, но подчёркивает красоту упругих ног и хорошую фигуру; тёмные большие глаза, брови, ресницы, аккуратная, но не пышная причёска густой пряди черных волос, скрывающая едва наметившиеся морщинки на лбу, — всё естественно, а если что и подкрашено, то очень органично. И руки всегда ухожены, но маникюр тоже мягкий, не вызывающий.

— Вчера, когда вы уехали, через городской номер вас разыскивал одноклассник по фамилии Арнаутов, просил мобильный, сказал, что в Киеве на два дня проездом, по каким-то делам, а вообще он сейчас где-то в Тюмени обитает. Судя по голосу, ваш одноклассник где-то уже отметил свой приезд, и я вас беспокоить не стала. Вот телефон, который он оставил.

— Не позвонить нельзя. Одноклассник — это святое. Да и как объяснить ему, что не зажрался я, а подзапарился, мягко говоря. Давай набери его в обед. Нет, лучше так, пригласим его сюда часов на шесть. Посидим в задней комнатке минут 40, а потом эвакуируешь меня — подневольного чиновника — по срочному государственному заданию начальства, — переглянувшись, оба улыбнулись.

— Сводки перед вами. Я просмотрела. За ночь практически ни одного ЧП не произошло. Так, семь одиночных случаев травмирования, и то по мелочам. В Краснодоне одному шахтёру ногу вагонеткой отрезало, другой ехал на транспортёрной ленте и без кисти остался, но жертв и крупных аварий, слава богу, — нигде.

— Оно хорошо, конечно, — Станислав Васильевич интуитивно опасался ситуаций, когда всё складывалось слишком гладко. Он даже привык, что в течение рабочего дня обязательно должна произойти какая-нибудь гадость. Разгребёшь это дерьмо — и порядок. А вот если всё хорошо, есть угроза, что завтра произойдут сразу две гадости. Одна — за сегодня, а вторая — за вчера. Журавский тем временем начал обдумывать планы на вечер. После встречи с одноклассником хорошо бы уделить внимание и себе.

Когда у него и возникали неуставные отношения с барышней на работе, Станислав Васильевич потом безапелляционно совал девушке в карман стодолларовую купюру. Делал это необидно, но решительно, жестом, не позволяющим возражений. Со словами «Очень хочу подарить тебе хорошие духи, но боюсь ошибиться с запахом. Сделай это сама, но от моего имени». Этим он как бы расставлял точки над «і», а также обрезал участнице приключения путь к излишней болтливости. Тех, от кого мог исходить подвох, Журавский умел выделить и избежать на подготовительной стадии. Вечером он собирался уделить внимание кадровичке. Она работала в министерстве уже больше года, отличалась скромным, даже слегка скованным поведением. Ей было 32 года. Журавский выяснил, что женщина разведена, дома на её плечах больной отец и двое детей. Производила она впечатление человека воспитанного, неизбалованного и обделённого мужским вниманием, несмотря на привлекательную внешность. Накануне в министерской столовой она сидела к нему спиной, и Станислав Васильевич с удовольствием рассматривал проступающие сквозь белую полупрозрачную блузку белые же лямочки лифчика, туго обхватывавшие загоревшее тело. Выпустить бы его порыв на свободу! Своим безошибочным чутьём Журавский уловил в её природе немалый темперамент, закупоренный воспитанием, комплексами и обстоятельствами жизни. Небольшая полнота Станислава Васильевича ничуть не смущала. Наоборот, она выступала его союзником. Женщины на фоне этого комплекса воспринимали ухаживания и комплименты благодарнее. Накануне, общаясь с Катей, он запустил пробный шар: «Катюша, вы такая интересная, где мои 20 лет?!» Ответ: «А по-моему, вы сейчас намного интересней, чем в 20», — явно содержал обнадёживающий знак.