– Странный сон, – пробормотал очумевший хозяин.

А Владимир налил себе еще водки. Воздел рюмку.

– Словом, давай. За нас обоих. За сиамских близнецов, каким-то чудом разделившихся, отделившихся друг от друга, когда нам исполнилось девятнадцать лет.

Единым духом выпил.

– Но с чего ты вдруг об этом стал думать?.. – пробормотал потрясенный Валерка. Он был не то что убежден рассказом старого друга, но, скорее, действительно впечатлен им. И задумчиво продолжил:

– Ты говоришь, целое следствие учинил. Но что стало отправной точкой? Почему ты вдруг начал что-то расследовать?

– Понимаешь, дружбан, – вздохнул Володька. – Однажды я понял, что у меня нет своих воспоминаний. Только – твои. И я не помню своих родителей. И бабушек, и дедушек, и своего двора, школьных друзей… У меня в голове – одни лишь твои воспоминания… О школе, юности, детстве…

Несмотря на то, что речи гостя звучали логически стройно и странно убедительно, Валерка все равно был уверен, что друг его просто-напросто сошел с ума.

А в каждом безумии, как известно, существует своя система.

– Но как же… – пробормотал Валерка. – Ведь тебе нужны были документы… Свидетельство о рождении… Паспорт… И потом… Ты говоришь, что мы с тобой разделились, когда нам было по девятнадцать…

– Да-да, именно, – со вкусом проговорил Володя, зажевывая водку карбонадиком. – Тогда, после того фильма в «Зарядье», когда мы нашли чужой кошелек. И ты хотел его отдать какой-то совершенно посторонней дуре-бабе, билетерше, а я портмоне заныкал. Вот тогда-то, я полагаю, и свершилось то самое удивительное размежевание. И я стал – собой, и ты – собою. И я стал так называемым плохим, а ты, так сказать, хорошим… И стало нас двое. Аминь!

– Но я ведь помню тебя раньше! – воскликнул Валерка. – И на первом курсе, и на втором! Ты – был! Ты не появился в один день, с бухты-барахты! Не родился прямо в кино «Зарядье»!.. Мы и до того пили, гуляли, разговаривали!.. Ты мне про свою семью рассказывал!.. В кино ходили – на «Зеркало» в ДК МАИ, помнишь? На «Гамлета» в Ленком? А как мы вьетнамца дрессировали, помнишь? Гимн его заставляли в шесть утра петь!..

– Ты заставлял, ты! – проговорил Володя. – Ты напрягись, подумай, вспомни: а тогда, на первых курсах института, был ли я? Или ты меня придумал?

Валерка нахмурился. Вызвал в своей памяти картинку.

Вот они идут на занятия, о чем-то беззлобно переругиваясь, подначивая друг друга, пикируясь… Вот отгадывают вдвоем кроссворд в пивной на Солдатке, Володька чешет в затылке карандашом, морщит лоб и шевелит губами… Вот они проснулись по будильнику ни свет ни заря, стоят в одних трусах и, незаметно давясь от хохота, исполняют вместе с вьетнамским товарищем Гимн Советского Союза…

И вдруг… Картинка начала меняться… Изображение Володьки стало словно размываться, бледнеть… Он потихоньку исчезал из кадра…

– Не может быть… – вслух проговорил Валерка. – Неужели…

Он схватился руками за голову.

– Неужели это я? Я настолько страдал в Москве от тоски и одиночества, что придумал – тебя? А ты – ты потом вырвался из моих фантазий на свободу и зажил собственной жизнью?!

– Да, – прищурился старый друг – лысый, бритый, толстый, – это очень хорошая версия. Что до поры до времени я был, но внутри тебя. Может, ты просто вынашивал меня – как бабы детей вынашивают? А тогда, на первых курсах института, ты, беседуя со мной, может, на самом деле сам с собой разговаривал?

Валерка был ошарашен. Вне всякого сомнения, Володька сбрендил, сошел с ума – однако, надо сказать, в его сумасшествии была своя стройная и даже завораживающая система. Да что там говорить! Он и его, Валеру, смог заразить своим безумием!..

– Да, – сказал Валера с насмешкой (он слышал, что бред у психов порой слабеет, если окружающие относятся к нему иронично). – Значит, ты у нас чудо природы. Родился сразу в возрасте девятнадцати лет, с незаконченным высшим образованием и полным комплектом документов, включая комсомольский билет.

Володя рыкнул:

– Да что ты прицепился к этим документам – шмакументам! Ну не знаю я, откуда у меня появилась фамилия, имя, какая-то даже, вроде, своя биография… И документы откуда, я тоже не знаю!.. Да я до сих пор не знаю, кто на самом деле – я! И кто – ты!.. Мы антагонисты с тобой, вечные соперники! Неужто не ясно? Одну бабу поделить не можем! И ты pt зве не заметил: когда у меня все хорошо, у тебя – полная жопа. И – наоборот. Мы с тобой, как два сосуда сообщающихся!.. Я – мистер Хайд, а ты – доктор Джекил. Или кто там был доктор, а кто – мистер… В общем, какая разница!.. Главное – я давно за тобой наблюдаю! – те качества, что есть у меня, отсутствуют у тебя. И совсем напротив: то, что можешь ты, не умею я. Потому-то ты сейчас, при новой жизни, оказался в заднице, а я – на коне. Ну, смотри: ты – совестливый, я – бессовестный, ты – робкий, я – наглый, ты – гибкий, эмоциональный, тонкий, а я – скала! Ты десять раз отмеряешь, а потом берешь и не режешь. А я – сначала режу, а потом хорошо, если разик об этом задумаюсь, а то и вовсе нет. Я – подлец, а ты – порядочный, ты думаешь о людях, хотя бы о близких, а я – только о себе… Ты – тонкий, я – толстый… И если нас слепить вместе, наверно, один среднестатистический человек как раз и получится… Но, ша! Хватит базара!.. Я предлагаю тебе эксперимент, который все поставит на свои места. И все тебе докажет. Согласен? Валерка нахмурился.

– Что еще за эксперимент?

– Ты берешь пистолет – и стреляешь в себя. И если ты умрешь – я умру тоже. И это будет самым лучшим доказательством моей теории. Ну?..

Володя протянул через стол оружие Валерке – держа за ствол, рукоятью вперед.

– Ну, нет! – воскликнул тот. – Извини меня, но я стреляться не собираюсь. Тем более ради того, чтобы доказывать твой безумный бред.

Пистолет остался у Володи. Протянутая рука потихоньку опустилась, и оружие вернулось обратно на стол.

– Зачем, – прошипел он, – зачем тебе нужна твоя ничтожная, грошовая жизнь? Живешь в дерьме, вкалываешь за копейки, жена ушла, дочка сосет из тебя деньги! На хрена тебе такая жизнь?!

– Какая ни есть, а все моя. И я расставаться со своей жизнью не намерен – тем более в угоду твоим, дружбан, более чем сомнительным идеям.

– Да?!. Может, ты думаешь, что тебя любит Лиля – сиречь, моя жена? Не надейся – нисколько не любит. Хочешь, предъявлю многочисленные улики. Она у меня, как и ты, тоже давно находится под наблюдением. Я человек богатый, могу хоть десять частных сыщиков купить. Вот, полюбуйся!..

Володя вытащил из заднего кармана ворох слежавшихся снимков. Бросил на стол, между водкой и колбасой. Фотки разлетелись по столу.

Валерка решил не смотреть, но все равно снимки притягивали глаз.

На них переплелись в разных позах голые тела. В женщине он с омерзением узнал Лилю.