Я приложил было руку к стенке, но тут же отдернул ее. Железо так раскалилось, что я едва не заработал волдырь. Эта загородка отделяла мостки от корабельной топки и паровых котлов. Сквозь дверную щель посверкивало ярко-желтое пульсирующее пламя.

Один из механиков, вооружившись масленкой и старым тряпьем, отправился осматривать двигатель. Второй уткнул нос в газету. И вдруг ведущая в кочегарное отделение железная дверь распахнулась и на пороге появился высокий парень, более всего смахивающий на черта. Механик оторвался от газеты и что-то крикнул. Я со своим скудным французским сумел разобрать: «Allez-vous en!» — бездельнику велели возвращаться к работе. Длинный и сутулый кочегар в рубахе, широких штанах и надетой задом наперед кепке походил на исчадие ада: лицо его полностью покрывала сажа, видны были только белки глаз и розовые губы. По всей видимости, на пароход он явился уже навеселе. Механик выругался и снова прикрикнул на негодника. Ведь сейчас нужно постоянно швырять уголь в топку и требуются усилия всех кочегаров. Наверняка этого симулянта назавтра уволят.

Долговязый детина еще несколько секунд маячил на пороге, будто бы подтрунивая над механиком. Насколько я понял, он требовал «выпить чего-нибудь приличного», вода, которую в эмалированных кружках подавали в кочегарку, его явно не устраивала. Лентяй жаловался, что якобы отправил в печь уже несколько центнеров угля. Но все его красноречие пропало даром. Исчерпав все доводы, он вернулся к паровым котлам, на крашеных белых боках которых играли отсветы пламени. Наверное, выпади на мою долю работа в подобных условиях, да еще и за скудное жалованье, я тоже пристрастился бы к бутылке.

Поглощенный этими мыслями, я отвлекся и чуть было не подпрыгнул, когда за спиной раздался чей-то голос:

— Доктор Ватсон?

Повернувшись, я увидел того самого человека в очках, который на своей лодчонке в гавани Остенде принял наш швартов, направился к берегу, накинул петлю на кнехт и помахал нам на прощанье. Заработала лебедка на корме, пароход начал медленно разворачиваться, а потом швартов скинули в воду. Ну да, та же самая засаленная кепка, мешковатая матросская куртка и брюки, протертые на коленях. Но я же собственными глазами видел, как он машет нам, стоя на причале! Между ним и пароходом было около сотни ярдов. Догнать паром на гребном суденышке совершенно невозможно! Как же он здесь оказался? Лица с нелепо увеличенными из-за очков глазами я не узнал. Но вот он приподнял дужку, посмотрел на меня, улыбнулся — Шерлок Холмс!

— Слушайте хорошенько, Ватсон, — прошептал мой друг, отворачиваясь, — и сделайте вид, что не обращаете на меня внимания.

Мы оба стояли возле металлического заграждения на мостках над машинным отделением. Гудение двигателей, к счастью, заглушало наши слова, и расслышать разговор можно было бы лишь с расстояния в несколько дюймов. Я притворился, что увлеченно разглядываю поршни.

— Холмс, я видел каждого пассажира, поднявшегося на борт. Клянусь, вас среди них не было. А тот человек, который принял наш швартов, остался в Остенде.

— Именно, — нетерпеливо отозвался сыщик. — В Остенде остался сержант Королевского флота Гиббонс. Я подгреб на той скорлупке к пароходу, чтобы принять швартов. И принял его. Все матросы следили за маневром, мое суденышко скользнуло вдоль борта — от кормы к платформе на колесном кожухе. Один человек вылез из-под бухты каната, другой спрятался под ней. Никто не смотрел в нашу сторону. И к берегу поплыл уже Гиббонс. Кто же запоминает лица портовых рабочих? Проще простого. Остальные в это время были целиком поглощены манипуляциями с лебедкой.

— И что же дальше?

— В таком тумане, — пожал плечами Шерлок Холмс и снова улыбнулся, — легко превратиться в невидимку.

— А как же телеграмма? Шифр? Что приключилось в Брюсселе?

— Рад сообщить, мой дорогой друг, что там не приключилось ровно ничего плохого. Содержание телеграммы один брюссельский клерк продал кое-кому за сто фунтов, точно так же, как и давешний лондонский почтальон. Это было важной частью плана. Я сам с удовольствием ему заплатил бы, хотя, боюсь, бедного мерзавца вскорости обнаружат где-нибудь с перерезанной глоткой, ведь он им больше не нужен. Я рассчитывал, что Моран или его приспешники прочтут телеграмму. — Холмс вздохнул. — Ватсон, как я надеялся на вашу проницательность. Зачем мне использовать такой легкий шифр, с которым справится и школьник? Даже малый ребенок сумел бы переставить местами буквы в алфавите. Вы правда поверили, что я желал сохранить сообщение в тайне? Вам же не пришло в голову, что телеграмма настоящая? Ватсон, Ватсон! Повторюсь: вы смотрите, но не видите. А теперь, пожалуйста, послушайте. Я не обнаружил на корабле ни Морана, ни его людей. Но на борту есть самозванец.

— Кто?

— А почему, как вы думаете, я тут торчу? Вы сами его только что видели!

— Пьяный кочегар?

— Никакой он не кочегар!

— Но он вышел из котельной.

— Сколько мы уже в море?

— Почти час.

— Именно. Его физиономия так измазана углем, что видны только глаза и рот. Получается, этот человек целый час швырял уголь в топку, да еще при такой жаре, а на лице у него нет ни малейших следов пота? Я их что-то не заметил! А вы? На этом пароходе два паровых котла и две топки — на носу и на корме. В каждую необходимо швырнуть как минимум четверть тонны угля, чтобы пароход дошел сюда от Остенде. Этот тип похож на кочегара, который вот уже час выполняет подобную работу?

— Нет, — неохотно признал я.

— То-то и оно. А похож он на того, кто специально перемазался сажей, словно актер гримом, потому что хотел замаскироваться. Сейчас попытка выбраться из котельной провалилась. Но я буду внимательно следить за ним.

— Там же есть другие кочегары. Он не может просто так стоять у них на виду и ничего не делать.

— Разумеется. Но такая работа ему не по плечу, он ей не обучен. Полагаю, сначала он выдавал себя за чернорабочего, который должен перекидывать уголь из общей кучи в угольную яму. У угольщиков лицо не может так испачкаться, он перемазался нарочно.

— Но кто же он?

— Давайте пока считать его просто-напросто самозванцем, который разговаривает и ведет себя как портовый пьяница. А теперь прошу меня извинить, вынужден вас покинуть и заняться охраной Плон-Плона и его безделушек.

— А я-то думал, что они в полной безопасности до самого нашего прибытия в Дувр.

— Неужели? Тогда вы, видимо, позабыли об обещании некоего Морана по прозвищу Охотник. Уверяю вас, он никогда не бросает слов на ветер. Потеря репутации для него в буквальном смысле равносильна гибели.

10

Я немедля отправился выполнять приказ на свой наблюдательный пункт на палубе. Холмс притаился внизу — следил за почтовым отделением и караулил «пьяного кочегара». А что еще делать, если Моран не показывается. Меня одолело уныние: как же можно так обмануться, неужели ограбление все-таки произойдет? Поднявшись по трапу, я устроился на своем старом месте — возле леера по правому борту сразу за колесным кожухом, на котором горел зеленый навигационный огонь. Если понадоблюсь Жозефу Наполеону — он знает, где меня искать. Наверху на продуваемом всеми ветрами мостике, который шел поперек корабля над пассажирской палубой, капитан Легран время от времени дергал за ручку машинного телеграфа, и раздавался звонок.