– Александра, что у вас все время занято?

Сейчас же его накрыли, сомкнулись над ним, гулко размноженные звонкие голоса, отдаленный надтреснутый кашель, отрывистый лай.

Анна медленно положила трубку, равнодушно удивившись внезапно наступившей тишине. Они меня сейчас пристукнут там, в ванной. Анне представилось, как эти двое поджидают ее, тесно прижавшись друг к другу. Тазом ударят по голове или еще чем-нибудь, и все.

Но тут Анна услышала знакомый пакостный голос:

– Что это вы, Наталья Сергеевна, честное слово! Ведь все врете, врете про ремонт, уж вы меня простите.

Анна послушно, словно ее позвали, пошла на этот голос. Наталья Сергеевна и коротконогий мужчина с грубо нарисованными улыбками растерянно и покорно смотрели на Лаптя. Пол был насухо вытерт, и рубашки, присмирев, лежали на дне ванны.

– Хороша, хороша, – одобрительно, даже восхищенно, коротко глянув на нее, проговорил Лапоть. – Красавица просто. Давно бы так.

«Что “давно бы так”? – размыто подумала Анна. – О чем он? А… об этом».

Лапоть быстро повернулся к соседям.

– Вы бы лучше разобрались как следует с вашими справками, мой вам совет, – ласково и добродушно продолжал Лапоть. Он несильно поглаживал себя ладонью по боку. Было что-то неуловимо опасное в этом простом движении. Голос же его звучал по-прежнему доброжелательно.

– Разберемся, разберемся, – выпуская изо рта струйку сахарной пудры, в ужасе пропела Наталья Сергеевна. Вдруг они оба молитвенно сложили руки и разом поклонились. – Мы вас тоже можем заинтересовать, Эдуард Иванович.

Все больше срастаясь друг с другом, супруги попятились к двери.

– Дом вроде на капремонт ставят. Не поймешь, что творится, а вы… – с ласковым укором выговаривал им Лапоть, выходя за ними в переднюю. – У вас вон штукатурка в ванную падает, у нас слышно.

– Конечно, конечно, – попытались было оправдаться сросшиеся соседи. – Мы только…

– Что только? – Лапоть слегка поднял бровь. – Вы что, собственно, имеете в виду?

– Ровно ничего, ах, ничего! Что вы это, Эдуард Иванович? – вздрогнув, дунула сладким Наталья Сергеевна. – Если вам понадобится… Можем вас заинтересовать, заинтересовать…

Склонив друг к другу головы, соседи исчезли, беззвучно притворив за собой дверь.

– Всего-то делов, Анечка. – Лапоть с нехорошей улыбкой протянул руку, настойчиво приглашая Анну пройти в комнату. Он не мог скрыть торжества, и, предупрежденная его улыбкой и вкрадчивым жестом, Анна не удивилась, увидев покойно сидящих в креслах Андрея и незнакомую девушку в зеленом вечернем платье. На столе бутылка коньяка, сыр тонко нарезан, и кислой позолотой отливает лимон.

«Господи, на кого я похожа! – Анна тихо ужаснулась. – Лицо разбито, волосы висят, еще тряпка мокрая, куда ее деть? А эта девушка…» Анна поглядела на нее, и ей захотелось зажмуриться. Было что-то нестерпимо ослепительное в ее красоте, доведенной до совершенства, хотя все воплотилось в мягкость и хрупкость тонов. Чистой белизны кожа чуть согревалась прозрачным румянцем. Девушка повернула голову, профиль ее был выточен безупречно. Хрустальные глаза излучали свой собственный свет. Тихие ресницы опускались, заботливо храня их тайну. На девушке было длинное платье без рукавов. Сквозь любовно облегающую, льнущую к телу ткань проступили острые соски.

«Значит, так, – до странности спокойно подумала Анна. – Теперь Лапоть эту привел. Эта уже самая. Таких не бывает. Может, раньше были, и то только в кино».

Ее обдало холодом. Шторы распахнуты, форточка настежь. Зато хоть дыма нет и горелым мясом не пахнет. Сквозняк любовно соскользнул с голого плеча девушки, но она и не поежилась, когда пролилась вниз, как струйка песка, золотистая прядь волос.

Андрей смотрел безразлично. Пальцы рассеянно постукивали по столу.

– Андрюх, ну ты что? – окликнул его чем-то недовольный Лапоть.

Андрей приподнял рюмку с коньяком. Девушка улыбнулась, даря улыбку. Тень от ресниц, трепеща, отлетела от щеки.

– Андрюша, тебе столько звонили, – не зная, что сказать, начала Анна, но Лапоть пренебрежительно оборвал ее:

– Честное слово, Анюта, ну вы прямо слова никому не даете сказать.

Андрей чуть повел плечом. Лапоть тут же бросился к форточке, захлопнуть. Вдруг утробно, с отрыжкой захихикав, присел на корточки, хлопая себя по коленкам:

– Андрей, сюда! Это же сдохнуть можно! Яблочко, яблочко почистила ему и несет.

Анна взглянула через плечо. А!.. Освещенная комната в доме напротив. Эта большая комната, похожая на зал. Старик за столом, его лысая голова и золотые погоны. И просвечивающаяся насквозь, полуистлевшая балерина, идущая через комнату навсегда заученной походкой.

– Смотри-ка, наконец-то, все-таки раскачался, старый пердун! – неизвестно чему восхитился Лапоть. – Строчит! Сколько времени на него потратил, все звонил. Тут главное подсказать, растравить как следует. И напомнить. Он же сам в тех же местах трубил. Небось ему снится… А она его целует, рухлядь эта. Умора! Нет, все идет хорошо, правильно. Когда надо будет, может, и сработает, сработает! Еще как…

Андрей не пошевелился. Лицо его оставалось таким же замкнутым и холодным.

«Лапоть все делает таким, как он сам, мерзким, ему лишь бы поиздеваться», – не в силах защитить угасающую жизнь там, за окном, подумала Анна.

Девушка в зеленом встала, разбудив притихший воздух. Неторопливо пошла к окну. Каждый ее шаг – крутое, заманчивое движение бедра.

– Ну, Андрей, проснись, такая гостья у нас, а ты… – теряя терпение, прошипел Лапоть. Он даже сделал короткое движение рукой, словно хотел потрясти Андрея за плечо, но не посмел.

Анна все смотрела, но не могла отвести от девушки взгляда и вдруг вздрогнула, словно что-то острое внезапно укололо не успевший моргнуть глаз. На лилейной розовой руке девушки возле плеча она увидела грубую овальную бирку из серого алюминия, как бывает на мебели, на сейфах в любой конторе. Даже цифру разглядела Анна: «313». Бирка была вдавлена в атласное плечо и прикручена толстой проволокой. Торчали два острых конца, проткнув нежную кожу.

«Больно же…» – содрогнулась Анна.

Девушка посмотрела в окно, слегка наклонила голову, тихо улыбнулась и пошла назад к своему креслу. Она легко отпила из рюмки, облокотилась о стол, и Анна опять увидела, как глубоко вдавилась алюминиевая бирка в холеное атласное плечо.

– Эти все – на госучете! – с гордостью прохрипел Лапоть. – Красавица, обалдеть, а! На госучете, ну, как скрипки Страдивари. Единственная в своем роде. Ясненько?

Лапоть сидел на зеленом бархате покрывала, скрестив ноги. Даже ботинки не снял, хамло. Так и уселся в ботинках. Но тут обострившийся взгляд Андрея заставил Лаптя запрокинуться на спину. Лапоть перекувырнулся через голову, взгляд Андрея смахнул его с тахты.