И действительно, припоминаю атаку армии зомби на призрачной станции. Из вагона трудно скрыться. Особенно под землей.

– Пойдем пешком до вокзала?

– Да.

– А там нас не поймают?

– Все может быть. Я думаю, нас уже ищут, – уж действительно ободряюще сказал он.

– Идем осторожно. Стараемся не привлекать внимания, – предупредила Флорентина. – Только бы до вокзала добраться без происшествий.

– Я думаю, лучше не идти в открытую, – предположил Тенебриус.

Свернули в парк.

Молча идем по тропинке.

Чувствую, что идти парковой дорожкой не следует, какое-то недоброе предчувствие у меня. Деревья кажутся мрачными, заросли – угрожающими.

Дороги утоптаны, а вдали – палатки, такие же как у повстанцев, которым помогли на площади, и как у сегодняшних верующих.

– Тоже друзья? – удивляется Тенебр.

По дорожкам видны следы тех диких животных, что здесь обитают. Целые звериные тропы, образованные шелухой от подсолнечных семечек.

У палаток – орава невразумительных личностей.

Они, похоже, заметили нас, и, с неподдельным интересом походкой орангутанга направились к нам.

– Странные протестующие, – настороженно произнесла Флорентина.

– Низы общества… – выговорил Тенебр.

В первых рядах вижу эти лица. Щербатые, с фингалами, с выбитыми зубами. Шапки странным образом натянуты на макушку, обнажая уши, видимо, чтобы их носители казались выше ростом.

Слышу речь этих гиббонов.

– Че, а это кто такие, ёба?

– С какого региона они?

– Ща побазарю с ними, хуле заявились.

Судя по вытянутым рукам, вооруженным ножичками, особо говорить они и не собираются.

– Что делать будем? – тихо спрашиваю я коллег.

– Будем гасить их? – неуверенно предлагает Фло.

– Много их. Да и не сами они сюда с палатками приехали. Сматываемся отсюда, да быстрее, – резюмирует Тенебр.

И мы побежали.

Гиббоны, как я их назвала, (если бы их и можно было назвать людьми, то только обезьянообразными) преследуют нас.

Преодолели несколько кварталов, надеясь найти свое спасение, свернули во двор, затем – на другую улицу. Казалось они оторвались, но нет, вдали вновь показалась орава. Никогда еще за время моего отъезда из дома не видела я столь большой толпы.

Так спасаясь от преследования, мы оказались у внешней границы бастиона. Пред нами предстало монументальное, массивное, круглое здание с узкими бойницами. Помимо бойниц была и дверь.

Над входом красовалась надпись «Баш.. №..», к сожалению часть названия стерлась. Наверное, это и есть башня номер два, которую упоминали Вальдемарт и Брежар. Там должны быть наши друзья, они помогут, спасут от преследователей.

И мы попали…

…Добро пожаловать – приветствовал нас седой старичок. Вы попали в музей…  уже слышали о нашей выставке?

Я, было, дернулась обратно, но Тенебриус крепко сжал мою руку, равно как и Флорину. Надеюсь, что преследователи не являются ценителями современного искусства, как мы. Наши немые взгляды дали смотрителю ясное понимание, что мы здесь впервые.

– Тогда знакомьтесь. Тема этой экспозиции – то, чем все занимаются, и нищие и богатые, и мужчины, и женщины, и старые и малые. То, чему все возрасты покорны, но о чем не принято говорить. Музей посвящен истории той самой сокровенной темы, а точнее, того, что испокон веков помогало этой теме, о которой не говорят, свершаться. Каждый день, каждый месяц, каждый год. Как вы понимаете, речь идет о туалете.

Выставку нашу не все, как вы догадываетесь, понимают. Но, раз сюда пришли, позвольте продемонстрировать экспозицию. Вот сувенирные унитазы и туалеты, которые стали основой нашей коллекции. Первые образцы изготовлены нашими художниками. Вот скульптурный автопортрет художницы, склонившейся над унитазом. Вот ее автопортреты на холсте на фоне туалетной комнаты, этого музея, а вот и зеркало, в таком же ракурсе, таким образом вы сами можете ощутить себя на доли секунды персонажем картины (Спасибо не хочу, – подумала я. Правда не сказала).

А вот макеты, реплики и оригинальные экземпляры туалетных приспособлений.

Конструкция туалета Мохенджо Даро и Хараппы. Цивилизация, существовавшая пять тысяч лет назад, изобрела самый древний известный нам туалет. В домах, даже самых бедных, присутствовали комнаты для умывания и уборные. Последнее было представлено кирпичным возвышением со стульчаком, нечистоты стекали по желобам за пределы города.

Туалет с системой слива с острова Крит. А у греков это место было своего рода интеллектуальным клубом. Люди приходили не просто справить нужду, но пообщаться с единомышленником, приобщиться к новым знаниям и постичь мудрости философии. С тех пор о туалете говорят – пошел подумать.

В средние века, люди забыли, что такое опрятная уборная. Справляли нужду в ночные вазы, или горшки, вот экспозиция. Нечистоты выливали на улицу в городах, прямо в окна. Прохожим приходилось остерегаться. Отсюда пошла мода на длиннополые шляпы (так вот оно что!). Кроме того, если в древние века люди ценили чистоту, в средние считали мытье вредным. Понятно, что и пахло все это специфически, и моровые эпидемии случались одна за одно. Но вместо того, чтобы искать причину в себе, полюбить чистоту и мытье, люди предпочитали сваливать вину на злые чары.

Деревенский туалет. Деревянная будка, изображенная макетом домика-скворечника, легко была узнана мною. В Зниче такой же. Туалет как туалет… если светло. А вот вдруг захочется ночью. При свете луны, в блестках снежинок бежишь сломя голову, абы из темноты не выскочил какой-нибудь зомби или бес, и не утащил во тьму. Как пел знаменитый менестрель, «не ходи в сортиры по ночам»[6]. Но приходилось.

А еще зимой кошки просились с улицы в туалетную будку. Думали там тепло. А там холодно.

Лектор же продолжал свою историю.

Вскоре уборные пережили второй ренессанс. Так был изобретен гигиеничный присыпной туалет (показал он емкость с песком). Под стульчаком – ведро. Справили нужду, открыли кран, песок засыпали, закрыли. Снова сходили, засыпали. Не воняет, не смердит. Как ведро наполнилось, вынесли в сад, закопали в землю, сверху яблоньку посадили.

И, наконец, совсем не так давно, если смотреть с высоты озвученных тысячелетий, заново изобрели смывной туалет, который популярен в городах, но на дачах и в деревнях до сих пор пользуются присыпным туалетом или скворечниками.

У меня глаза разбегались. Фарфоровые ночные вазы с гжельской росписью, уборные из железа, для вагонов, старинные, замаскированные под кресло, под трон.

Золотой унитаз. Интересно, кому только могла прийти мысль сделать горшок из золота. Наверное, только тем, кто кушает золотые батоны.