– На самом деле брат хотел, чтобы на юного принца посмотрела я и согласилась выйти за него замуж по своей воле. Кроме того, брат должен был убедиться, что я стану женой человека, которого он сможет уважать. Видите ли, семья моего супруга... – она помолчала, подыскивая нужные слова.

– Я вас понимаю, – кивнула Клио. – Дедушка Эдуарда Иоанн был плохим королем и ужасным человеком.

– Да, а король Генрих когда-то нарушил свое слово. Он разорвал брачный договор с моей матерью в пользу Элеоноры Прованской. Естественно, мой брат хотел, чтобы я была счастлива в браке.

– И вы согласились на брак с принцем?

– Да, я дала свое согласие. Но разве могло быть иначе? Это был самый красивый юноша, которого я когда-либо видела! Он въехал в Бургос верхом на грациозном тонконогом испанском скакуне. И сам он был такой же стройный и длинноногий; его длинные светлые волосы ниспадали на плечи, а на лице сияли светлые голубые глаза. Он держался в седле, как настоящий король, его прямую спину прикрывал рыцарский плащ, и на ногах у него были высокие сапоги из тончайшей кожи. По-моему, он был самым высоким мужчиной при дворе, а речь его дышала страстью и огнем... – Элеонора вздохнула. – Ну вот, я и согласилась. И, надо сказать, никогда не жалела о своем решении.

– Еще бы! Все знают, что король обожает вас.

– Так было не всегда, – негромко произнесла Элеонора и внимательно посмотрела на Клио. – Вы удивлены?

– Признаться, да. Мне показалось, что вы просто созданы для взаимной любви.

Элеонора покачала головой.

– Что десятилетняя девочка и пятнадцатилетний принц могут знать о любви? Пока Эдуард дожидался, когда я войду в девичью пору, он стал настоящим заводилой среди молодых неженатых рыцарей. Я успела родить ему двух дочерей прежде, чем он влюбился в меня. Я прекрасно помню тот день, когда это случилось. Мне было двадцать, я прибыла в Дувр и, как только сошла на берег, поняла, что это наконец произошло – по его глазам.

Королева замолчала, погрузившись в воспоминания, и Клио не смела нарушить ее молчания, ожидая продолжения волнующей истории.

– Вот что я хотела вам сказать, дитя мое. Любовь не всегда приходит в тот момент, когда вы встречаете своего суженого. На самом деле, чаще происходит обратное. Жизнь совсем не похожа на наши детские мечты о храбрых рыцарях, галантных кавалерах и изысканной любви. Такого рода мечты лишь готовят для любви почву, но сама любовь – совсем другая. Она больше, выше, щедрее всего этого.

– Мне кажется, я не совсем вас поняла, – призналась Клио.

– Любовь вырастает из чего-то еще. Мне трудно это объяснить, но я знаю – она здесь. – Королева положила руку на грудь, туда, где билось ее гордое испанское сердце. – Для мужчины не так-то просто полюбить женщину. Нам, женщинам, это сделать куда легче, – думаю, потому, что нам, чтобы любить, не нужно понимать мужчину. Мы можем любить его за то, что он просто есть, даже если нам многое в нем и не нравится. Женщины способны любить мужчин со всеми их недостатками.

– А мужчины на это не способны? – огорчилась Клио.

– У мужчин вообще все по-другому. Когда-нибудь, я думаю, вы это поймете. – Королева поднялась со стула. – Ну, я наговорила вам достаточно. За это время леди София, вероятно, успела поведать всему свету о своих планах сохранения девственности. Пойду-ка я лучше ее отыщу. Боюсь, что, если до Эдуарда дойдут сплетни о ее дурацкой болтовне, он устроит девчонке обручение с первым попавшимся негодяем.

Клио присела перед королевой в самом низком реверансе и с почтением опустила голову.

– Благодарю вас, Ваше Величество.

Элеонора посмотрела девушке прямо в глаза и улыбнулась.

– Мне нужен друг, леди Клио. При дворе очень много дам, но лишь с немногими из них я могу говорить свободно. А доверить свои тайны не решаюсь почти никому.

Клио улыбнулась в ответ. Так родилась дружба, которая длилась всю жизнь.

Клио сидела перед зеркалом, которое представляло собой кусок отполированной до блеска латуни, и не сводила с его поверхности глаз. Это была вещь небольшая, но весьма ценная: куда интереснее смотреть на собственное отражение, висящее на стене, нежели разглядывать его, к примеру, в прозрачной водной протоке.

В это утро Далей вымыла ей волосы собранной до рассвета луговой росой, а потом, когда волосы все еще оставались влажными, втерла в них миндальное масло. Это должно было – по уверениям все той же старой Глэдис – придать волосам Клио такой невероятный блеск, что с ним не сравнилось бы даже сияние звезд на небе. Муж Клио уж точно не должен был устоять перед подобной неземной красотой.

Служанка Клио, надо сказать, с каждым днем становилась все более романтической особой, чем – в немалой степени – была обязана появлению в стенах Камроуза некоего рыжеволосого трубадура с голосом звонким, как у соловья. Трубадур был приглашен в замок, чтобы украсить своим пением бракосочетание графа. Накануне вечером Клио видела, как Далей и означенный юнец пытались укрыться в темном углу большого замкового зала. При этом она собственными ушами слышала, как ее служанка хихикала.

Клио еще раз всмотрелась в собственное отражение. Неужели именно такой она кажется окружающим? Меррику, к примеру?..

Клио до сих пор не могла понять, как ей относиться к молодой серьезной женщине, которая смотрела на нее с полированной латунной пластины. Признаться, ей в жизни не приходило в голову, что у нее может быть столь серьезный вид.

Конечно, волосы ее выглядели прекрасно – было бы глупо это отрицать. Раньше она полагала, что у них имеется чуть желтоватый, да что там – золотистый оттенок. Теперь же они казались выкованными из серебра и были почти столь же светлыми, как белые цветы, которыми украшают свадебный пирог.

Клио еще некоторое время смотрела на себя в зеркало, изучая сделавшиеся вдруг значительными черты собственного лица. Интересно, откуда взялась эта глубокая ямочка у нее на подбородке? Неужели она обо что-то ударилась, когда была ребенком?

Впрочем, у ее отца тоже имелась ямочка на подбородке – что-то вроде круглой вмятины. Клио вспомнила давно уже прошедшие времена, когда она была совсем крошкой и сидела у папаши на коленях. Она как-то спросила его: «Почему у тебя на подбородке дырка?» Отец тогда рассмеялся и сказал, что его ткнул в подбородок мечом викинг. Потом он подхватил ее на руки, Клио коснулась круглой впадинки на его подбородке и внезапно разрыдалась – от жалости к отцу. В сущности... какое же странное у нее лицо! Каждая его часть обязательно принадлежала кому-то из ее предков: своего рода наследство, оставленное родичами. Вот взять хотя бы подбородок. Он достался ей от отца – это ясно. Нос она получила от матери, а от бабушки – волосы и глаза. Зато ее фамильное упрямство, несомненно, наследство дедушки. Неожиданно в памяти Клио ожили все те замечания, которыми обменивались родители по поводу ее внешности или характера, и на мгновение она почувствовала себя несчастной и одинокой. Ей вдруг безумно, до слез захотелось видеть на свадьбе отца и мать...