Соня продолжает плакать, но уже не так отчаянно, перспектива получить внимание взрослого в обмен на лишение прогулки в магазин совсем не увлекает её, но как человек уже кое-что знающий о жизни, она понимает, что лучше что-то, чем ничего…

С Алёшей мы покупаем четыре больших букета роз: три белых и один красный. Красный — для Леры, моей жены. Первый мой букет, который она не имеет права возвращать или выбрасывать.

В магазине мы покупаем сразу три торта и ещё кучу сладостей и непонятных продуктов, которые Алёша накидал в корзину, увлечённо рассказывая, какая это вкуснятина, и что я просто обязан попробовать, пока мы не уехали из Молдавии. Все мои последние дни прошли в теснейшем контакте с Алёшей и Соней, с лихвой компенсируя то, что с их матерью мы почти не общаемся. Мне уже известны все Алёшины предпочтения и увлечения, я почти запомнил по именам и подвигам всех его одноклассников и коллег по игре в водное поло — Алёша не замолкает ни на секунду, заполняя собой всё пространство вокруг, жадно потребляя внимание всех, кто готов и согласен его слушать… А я готов и согласен. Более того, я даже счастлив, ведь это позволяет мне избежать неловкости бесконечного молчания и противостояния между мной и его матерью. Нам с Лерой не нужно выдумывать односложных фраз, чтобы заполнить пустоту видимостью интереса друг к другу — за нас это более чем успешно делают дети.

Алый букет Лера принимает с улыбкой, я это отмечаю, но не реагирую… Не могу. Загс всё ещё владеет моими чувствами и эмоциями. Искренне надеюсь, что это не продлится долго… Слишком долго, чтобы превратиться в фатальное «долго»…

Да, я стал чувствовать и замечать более частые её взгляды в свою сторону. Кажется, она остыла, отошла, простила, смягчилась. У неё всё происходит быстро: помню, в Париже утром рокового дня она рвалась уехать и не могла даже смотреть в мою сторону, а вечером следующего уже обнимала и открыто обсуждала самые главные и важные вещи в жизни человека — семью и счастье… А ночью мы занимались любовью… Она отходчива — быстро вспыхивает, но также быстро и остывает, прощает, идёт дальше, идёт вперёд.

Я так не умею. Слишком много во мне скопилось обид на неё, и последняя — самая живая и самая почему-то болезненная. Я даже знаю почему — внутри себя я понимаю, что то, что случилось в Загсе — это навсегда. Именно этот день мы будем хранить в памяти всю оставшуюся жизнь и мне бесконечно больно и обидно, что в этих воспоминаниях будут не счастье и радость, а горечь и боль… На всю жизнь…

Я злюсь… Очень сильно. Но поступками и словами стараюсь не показывать этого. Мне трудно говорить с Лерой, а смотреть на неё я совсем не могу — слишком больно. Мне нужно время. Просто чуть больше времени, чем ей. Всё наладится, я уверен, всё образуется…

Вручаю цветы Лериной маме, Ирине Витальевне — невысокой брюнетке с очень мягкими чертами лица и натруженными руками матери семейства, да, такие руки бывают только у настоящих матерей и жён… Лерина мама строгая и неприветливая, но ещё больше строгости, жёсткости и чёрствости мне предстояло увидеть в глазах и тонком изгибе губ Лериного отца — Валентина Николаевича. Он был так вычурно холоден и лаконичен, по-военному краток и безапелляционен в свои суждениях, что я даже немного сжался… Казалось, эти люди вообще не умеют радоваться, улыбаться и быть непринужденными.

Я знал, что Лерины родители осуждают меня, но ещё больше они осуждали собственную дочь. Семья, в их понимании, нерушима ни при каких обстоятельствах, единожды заключённый брак должен им оставаться вечно, невзирая на сложности и трудности, допущенные ошибки. Собственно, я придерживаюсь того же мнения, за некоторыми исключениями…

Выяснилось, что до пенсии Лерин отец, будучи военным, отслужил почти всю свою карьеру начальником тюрьмы на Севере России, и лишь с рождением Леры их семья перебралась на юг, в солнечную Молдавию. Мама Леры — библиотекарь, образованная и интересная собеседница, мягкая по натуре женщина — интуиция меня не подвела.

Кира — Лерина родная сестра, старшая. Между ними — целых одиннадцать лет. Кира — трижды мама, на руках у неё последний третий ребёнок — семимесячный малыш Слава.

Кира — самый важный для меня человек в этой семье, ведь это именно она ворчала, ругалась и злилась, но всегда оставляла на ночь Алёшу у себя, а звонящему Артёму убедительно врала, что Лера в душе или уже легла спать — неизбежная ложь, призванная скрыть безнравственное поведение сестры и обман. Во многом именно благодаря Кире наш с Лерой роман был вообще возможен — не будь её, не было бы, скорее всего, никаких у нас отношений вообще. Поэтому именно её понимание и участие сыграли почти определяющую роль в становлении НАС…

Я не говорю Кире «спасибо за всё», я прошу:

— Кира я всегда буду бесконечно рад видеть тебя и всю твою семью в своём доме. В любое время приезжай к нам в гости! И родителей бери! Если понадобится помощь с визами, только скажи — я сделаю всё от меня зависящее!

Кира расплывается в улыбке — единственный живой человек в этой семье, и эта улыбка позволяет мне понять, что моя признательность за её участие в моей судьбе принята. И вижу, чувствую, что нравлюсь Кире.

— Лерка непутёвая у нас! Может рядом с таким человеком как ты она поумнеет, наконец? — сообщает мне Кира, смеясь.

— Боюсь, она итак чересчур умна, ей бы побольше глупости… — сомневаюсь негромко.

— Что ты! У неё всё это только книжный ум! Жизненного ну никакого!

Чёрт… А ведь она права…

Старенькая бабушка — мама Лериной мамы, женщина, прожившая почти весь свой век в деревне-поселении старообрядцев, и лишь в конце жизни переехавшая в город к дочери. Александра Никитична — самый добрый, мягкий и сердечный человек в этой семье. Самый понимающий и с высоты своих лет чётко осознающий, что осуждать никого нельзя… Поэтому из всей Лериной семьи мне комфортнее всего рядом со Старенькой бабушкой, которая единственная не осуждает нас и, к тому же, молилась о моём здравии, пока я был болен… Не зная меня лично, но понимая, что я тот, кто поселился в Лерином сердце!

Лерины родители настроены недружелюбно. Я ищу пути, подходы, широко улыбаюсь, предлагаю помощь Лериной маме, а в ответ получаю:

— Нет-нет, ни в коем случае! Не мужское это дело!

Эта фраза меня немного выбивает из состояния непринужденного движения по знакомым рельсам пути обаяния и покорения нужных мне людей. Я умею нравиться и, как правило, всегда преуспеваю в этом, используя природный дар и жизненный опыт на поприще развития своей компании…

Но в семье не может быть мужских и женских дел! Иначе это не семья, а партнёрство! Такое разделение не поддержит любовь, оно неизбежно убьёт её! Всегда будет неравенство и обиды, ощущение, что один эксплуатирует другого но, как правило, страдают оба: женщина от усталости, нехватки времени для себя и съедающего чувства, что её используют, а мужчина со временем привыкает к услугам, теряет к женщине интерес и уважение, что часто выливается в его грубость или даже откровенное хамство… Он ищет новых любовных эмоций на стороне, в итоге все страдают… Нет, так нельзя! Всё нужно делать вместе, всегда помогать друг другу, и заботиться, но главное чувствовать — если второму плохо, или он устал, всегда нужно быть готовым взять большую часть работы на себя, дать другому возможность отдохнуть, набраться сил, прийти в себя, и благодарность не заставит себя ждать!