Я ведь, когда в школе учился, в молодежный клуб ходил с пацанами в нашем районе. Ну там в качалку, грушу поколотить, на гитаре побренькать. Как-то мы на шахматы подсели. Каждый день чуть ли не целый год рубились. До драки! Так что кое-что я соображал. А в армейке уже, перед самым возвращением в расположение части, две недели в Моздоке проторчал при штабе. Это вообще отдельная история. Суть в том, что там компьютер стоял, и я не то чтобы постоянно, но частенько, пока никого не было, в шахматы на нем поигрывал. И тогда понял, что единственный вариант выиграть у машины — ходить непредсказуемо. И вот так примерно, как старшину нашего, я пару раз компьютер и дернул. На слабом уровне, конечно.

Короче, старшина с самодовольным и немного разочарованным видом забирает мою пешку. А сам только о своем замысле думает. Он там наставил уже фигур. Пару ходов и у меня вся защита на левом фланге посыпется… И тут понеслось: еще одна моя пешка лезет к его королю, потом слоник, король почти голый, тура, ферзик, коник. И все. Мат! Старшина (Соцков у него была фамилия) аж дара речи решился. Он и так-то не мог нормально мысль сформулировать в слова. А тут такой удар. Смотрит он на доску, на меня и не понимает, как это так, его, гроссмейстера части, разделал под орех какой-то левый дембель. Он сразу: «Давай реванш!» А я: «Нет, извините, товарищ старшина, поверка вечерняя, надо быть».

В общем, он за мной целую неделю потом гонялся. Сидит на своей лавке и все по сторонам голову вертит, меня ищет. А, как увидит, аж подпрыгивает от нетерпения. А у меня ведь тоже зрение хорошее, я раз — и в спортзал. Или в казарму. Или в столовку. Никогда до него дойти не получалось. А все потому, что, когда я черпаком был, он меня на орбиту запустил — три наряда вне очереди назначил. Дневальным по роте. Из-за того, что на построении стоявший рядом боец, когда объявляли благодарность Соцкову, чихнул словом «лох», а я засмеялся. А как тут не рассмеяться? Все ржали. А старшина подумал, что это я чихнул.

В общем, дней через пять жалко мне стало Соцкова. И, наконец, решил я ему реванш дать. Подошел к нему. Он аж задрожал от волнения. Какого-то прапорщика в сторону подвинул, меня перед собой усадил, и мы начали. Я с самого начала знал, что проиграю. Не потому, что сдался, а потому, что так правильно было бы. Свое я уже получил. Пусть теперь старшина успокоится. Старый ведь уже. В общем, поиграли мы с ним. Долго. Дошли до эндшпиля, ну там я и завалился. В эндшпиле я всегда плохо играю. Там скучно, и надо очень внимательным быть.

Старшина сначала обрадовался. Глаза опять заблестели.

— Итого — ничья! — говорит.

— Квиты, — кивнул я буднично, как будто и не проиграл вовсе, — А теперь, побегу. Командир зовет.

И ушел. Непобежденным. И старшина Соцков это тоже понял. И потом уже никогда не предлагал мне сыграть с ним в шахматы, даже когда один скучал. Он и не смотрел на меня, словно я и не существую вовсе. А новый камуфляж и берцы мне черпаки перед увольнением подогнали, за что им респект и уважуха. Берцы до сих пор ношу.

За всякими такими мыслями и планами на новую жизнь я и уговорил бутылочку бурбона. А что? Повод был. И не один. И тетку помянуть и новоселье отметить. Можно по такому случаю и выпить. Все чинно — благородно. В процессе приготовил себе яичницу и даже сварил кофе. Побродив по дому, я, наконец, освоился и, раздевшись до трусов, завалился на диван смотреть телек.

Потом достал из стенки старый фотоальбом, стал рассматривать черно-белые, где-то потертые, где-то выцветшие фотографии. Сначала шли дореволюционные. Всего пару штук. Стильные. Дамы, кавалеры и дети на них выглядели одухотворенными. Лица у всех были благородными, строгими и слегка напряженными. Затем довоенные фотки. Барышни, мужчины и дети смотрелись более демократичными. С короткими прическами, без бород и усов. И без шляп. А потом мне захотелось еще выпить… Я взял из стенки еще одну бутылку. На этот раз попался самогон, настоянный на шиповнике. Налив четверть стакана, я и так полный до краев бурбона, махнул без закуски, сморщился, добрался до дивана и… отрубился.

Разбудил меня мерзкий вибрирующий треск дверного звонка. Откуда-то издалека, из черноты. С обрывками сновидений, безжалостно намотанными на сверло дрели, с адским упорством бьющей меня прямо в мозг. Я подскочил на диване, ошарашено осматриваясь и пытаясь сообразить, что происходит, и где же я нахожусь. В квартире холод дикий. Окно-то открыто. На улице уже темно, а по металлическим отливам легко барабанит дождь. От холода и внезапно навалившейся реальности мои мысли очень быстро пришли в порядок. А трезвон так и не прекратился. Сколько времени? Час? Два?

Я никого не ждал, поэтому смачно ругнулся. Понимая, что прекратить этот звук можно только открыв дверь, я на шатающихся ногах поплелся вниз. В подъезде все также горел тусклый свет, который я забыл выключить. Ухватившись за дверную ручку, я вдруг внезапно понял, что дверь я тоже не запер. Что же я за раздолбай такой?! Напился, свет не выключил, дверь не закрыл. Хозяин. Что бы на это тетка сказала?

Открыв дверь, я увидел в полумраке высокого мужчину с короткой седой бородкой, в длинном светло-сером вязаном свитере с капюшоном и широких холщовых брюках. На плече у него висела большая холщовая сумка.

— Значит, и правда умерла? — спросил он тихим голосом, перестав тыкать пальцем в кнопку звонка.

— Вам что надо? — пробормотал я раздраженно. — Вы знаете, который час?

— Давно? — не обращая внимания, спросил мужчина.

— Несколько дней как. Так что Вам нужно, Вы кто?

— Ты теперь, значит, за нее будешь? — игнорируя меня, продолжил свой допрос незнакомец.

— Послушайте, — сказал я, — сейчас ночь, и у меня нет никакого желания вести тут с Вами беседу. Понятно? Вы или говорите, что надо, или уходите!

Мужчина внимательно посмотрел мне в глаза, ухмыльнулся и сказал:

— А ты не промах. Ладно, не нервничай! Мне надо переночевать. Шура меня всегда пускала…

От такого неожиданного поворота я даже слегка опешил. Неловкая ситуация. Ночь, какой-то левый мужик просится ко мне переночевать. С одной стороны, послать бы его лесом, но где ему тогда в такое время остановиться? Да еще и дождь этот