Она любила выходить по вечерам в город, да, Марк припоминает — на самом деле она ненавидела истинное уединение. Вряд ли он еще в своей жизни встречал женщину, которая так же сильно любила бы шататься по городским барам и клубам, снимать мужиков — до того, как он начал на всякий случай ходить вместе с ней, присматривать за ней, он вполне уверен, что она снимала мужиков даже тогда, когда они все еще были женаты. Он больше чем уверен, у него есть доказательства.

Он возвращается в реальность, он замер с рулеткой и карандашом в руке, осознав, что на самом деле его занимает один вопрос: что именно рассказывала Ким его дочери об этом доме. Сказала ли она Лили, что ей досталась самая маленькая спальня, размерами практически не больше шкафа. Хотя это была самая теплая комната в доме, крошечная, прилегающая к резервуару с горячей водой, к тому же, думает Марк, эта комната принадлежала только Лили, а мальчикам приходилось делить одну спальню на двоих. Плюс ко всему в спальне Лили был ковер, а окно выходило в садик и на дорогу, и видны были садики домов напротив, таких же домов, как их собственный, но в большинстве случаев с гораздо более тщательно ухоженными газонами и дорожками. Этот вид больше радовал глаз, чем поля, раскинувшиеся позади их дома, Марку эта картина казалась гнетущей, подавляющей, безысходной. И, кстати, перед крыльцом не было ничего похожего на заднюю выгребную яму. Непрекращающийся ветер с полей. Он ненавидел этот дом. Он питал к нему отвращение. Он не мог выносить его. Но сделал все, что было в его силах, чтобы Лили жилось хорошо, чтобы она была в безопасности. Он чувствовал, что сделал для нее все, что мог.

Все считали, что Лили была безобразным ребенком. С этим узким маленьким подбородком и большим острым носом, во всяком случае, для ребенка ее нос был слишком больших размеров, и с пучком рыжих волос, с этими зелеными глазами и экземой, и с большими ушами, особенно с этими большими ушами, и люди говорили, что она похожа на садового гнома. Марк и Ким тоже хохотали над ее внешностью. Они смеялись над ней, ставили ее в нелепые места, одевали в нелепую одежду, чтобы было над чем посмеяться. Мальчики Ким тоже не были слишком добры к ней, полагая, что Марку и их маме придется это по вкусу. Поразмыслив, Марк четко понял только одно — их маленькая сестра была посмешищем. И они смеялись над ней вместе со всеми. Они смеялись над ней слишком громко, слишком жестоко.

Именно Марку пришла в голову идея сделать ее похожей на гнома, и затем Марк обнаружил, что ему трудно повлиять на то, как люди воспринимают его дочь, ему самому было трудно начать воспринимать ее по-другому. Так что какое-то время Лили стала даже больше походить на гнома, выглядела даже более нелепой. Они с Ким фотографировали ее, стоящую у пруда с утками, который находился на пути в город, и она держала палочку, к которой были привязаны веревка и груз, чтобы это было похоже на удочку, — и они украсили кисточкой ее шляпу, надев ее так, чтобы уши Лили торчали наружу. Они подумывали о том, чтобы отправить эти снимки в местную газету, по крайней мере так можно было заработать на Лили какие-то деньги.

Думая об этом теперь, Марк хочет знать, изменилось ли что-нибудь с тех пор, потому что тогда это был единственный способ общаться с Ким цивилизованно, без напряжения. Это была их точка соприкосновения, они могли вместе посмеяться, это позволяло им сохранять дистанцию. Потому что их ребенок выглядел так странно, так чужеземно, так был не похож на них, что, казалось, они определенно не могли произвести его на свет сами. Она не была плодом страстного совокупления, некой фантастической постельной сессии, потому что такого просто не было, по крайней мере долгое время между ними не происходило ничего подобного. Нет. Лили прилетела с Марса. Легче всего было думать именно так.

Прошло уже почти две недели после краткого звонка Ким, и вот Марк полностью забыл о том, что он снова когда-нибудь услышит ее, по крайней мере в ближайшие десять лет, он и в самом деле подумал, что они с Николь снова перестали говорить о Лили, и вот они с Николь в машине, только Николь и он сам, и они едут забирать Джемму с плавания, они уже успели заехать в супермаркет, и заднее сиденье завалено покупками, потому что багажник занят его инструментами, и вот, пока они зажаты в еле ползущей пробке, его вторая жена, Николь, говорит:

— И как ты думаешь, на кого она теперь похожа? На тебя или на нее?

— Она никогда не была похожа ни на меня, ни на нее, — быстро отвечает Марк, сразу же поняв, о ком говорит Николь, затем выглядывает из бокового окна — он вглядывается в огни, тянущиеся и искаженные во влажной тьме, в сияние уличных фонарей, островками растекшееся по тротуарам и соскальзывающее на дорогу, он смотрит на людей, стоящих в ожидании автобусов, и на те маневрирующие машины, ищущие укрытия от плохой погоды, и на секунду вглядывается в тусклое, бесцветное отражение в запотевшем, изрезанном дождем стекле.

— А я всегда думала, что она похожа на нее, — говорит Николь. — Судя по той фотографии Лили, которую ты мне как-то раз показывал.

— Просто потому, что тебе показалось, что она не похожа не меня? — говорит он.

— Думаю, так. Но я ведь никогда ее не видела, не так ли? Ты никогда не показывал мне фото Ким.

— А у меня его и нет. Я все их выкинул много лет назад. Все, что с ней связано. Ты это знала. Зачем мне нужна фотография Ким?

Но вот пробка начинает рассасываться, а Марк приходит к выводу, что Лили достались кое-какие его черты лица, из того, что он помнит о ней. И ему неожиданно становится стыдно за то, что он всегда пытался убедить себя в обратном, особенно после того, как они с Ким разъехались и стали жить отдельно. Когда ему уже не нужно было выдумывать этот загадочный сценарий о том, откуда взялась Лили. Он приходит к выводу, что Лили достался его подбородок, узкий, но мощный. Еще она унаследовала слегка крючковатый нос, хотя ее лицо было более пухлым, чем его, и это смягчало впечатление. У нее не было его привычки хмуриться, и потому она выглядела более приятно и привлекательно. Она не была посмешищем, не больше, чем любой другой ребенок. Конечно же нет. Она была похожа не на гнома, а на ангела. Хотя уши-то ей точно достались от Ким. И еще у нее были волосы Ким. Но зеленые глаза были ее собственными — у него-то сине-зеленые, а у Ким, если он не ошибается, светло-карие.

— Она похожа на меня, — говорит он, заворачивая на многолюдную парковку перед бассейном. — Больше, чем на Ким.

— О, — говорит Николь. — Не слышала, чтобы ты говорил такое раньше. И что вдохновило тебя на это признание?

— Я просто думал о ней. И пытался вспомнить. Я много думал в последнее время.

— И ты думаешь, она снова позвонит?

— Кто? — растерянно говорит Марк, пытаясь найти место на забитой парковке. Он ненавидит ставить свою машину слишком близко к другой, особенно у бассейна или у супермаркета, где полным-полно женщин-водителей. При въезде или выезде они всегда царапают дверцами машину Марка. А если им успешно удается осуществить этот маневр, то они распахивают настежь свою или заднюю дверцу, понятия не имея, насколько близко к другой машине они припарковались. И даже если тут все проходит гладко, то, выгрузив продукты, они совершенно точно оставят тележку из супермаркета посередине дороги, потому что до них не доходит, что дорога создана для других целей. Он всегда старается ездить в супермаркет вместе с Николь, чтобы с его машиной ничего не случилось. И в бассейн, конечно же. И в парк. Она такой же водитель, как и все остальные женщины.