— Я всегда против скрытности.

Вторым вопросом, по которому Аксель прочитал лекцию в начале их любовной связи, был вопрос правдивости. «Не лги мне, даже в мелочах. И никогда ничего не скрывай. Любовь должна не ведать страха». К удивлению Саймона, вскорости выяснилось, что и это нелегко. Оставалось признать, что скрытность и уклончивость лежат в основе его характера. Пристально наблюдая за собой, Саймон на каждом шагу обнаруживал мелкую, почти бессмысленную ложь и неизбежное приукрашивание чуть не любого рассказа. Однажды он признался в этом Акселю и был вознагражден необычно яркими для того проявлениями любви и нежности. Со временем огрехов становилось меньше, и все они относились к вещам незначительным. Но что-то от прежних привычек оставалось. Сам Аксель был педантично правдив. И в этом случае серьезность лекции вызвана была, вероятно, изначально возникшим предположением о шаткости принципов Саймона в данном вопросе.

— Мне кажется безнравственным утаивать эту новость от Таллиса.

— Обсуди это с Хильдой. — О господи, пронеслось в голове Саймона, неужели нам предстоит еще один неприятный вечер! Аксель бывает иногда таким жестким. — Давай как-нибудь позовем к нам Таллиса, — сказал он вслух. — Мы ведь не видели его целую вечность.

— Это внезапное желание увидеть Таллиса показывает, что тебе интересно влезть в подробности.

— Ты, право, странный, Аксель. Всегда избегаешь встречаться с людьми, если у них хоть какие-нибудь неприятности.

— Интерес, проявляемый в таких случаях, низмен.

— Но я, как и раньше, хорошо отношусь к Таллису. Мы оба к нему хорошо относимся. Почему же нам не интересоваться его делами?

— Любая форма участия неизбежно будет вульгарной. И поэтому лучше в данный момент не общаться с Таллисом. Помочь ему мы не можем, а играть роль глазеющих туристов недостойно.

— Полагаешь, его ждут тяжелые времена?

— А тебе так не кажется?

— Не знаю, — ответил Саймон.

Весть о скором приезде Морган повергла его в волнение. Когда-то он так же разволновался, узнав что она выходит замуж за Таллиса, хотя был искренне расположен к Таллису и вовсе не собирался жениться на Морган. Даже и тени мысли не возникало. К Морган, которая была годом старше, он всегда относился как к очаровательной сестре. Однажды вечером он, двадцати одного года от роду, с гомосексуальным опытом, и она, двадцатидвухлетняя, с гетеросексуальным опытом, оказались вместе в постели, но несмотря на всю помощь, которую с готовностью оказывала Морган, попытка оказалась бесплодной. Этот случай был единственным опытом Саймона с представительницей противоположного пола. Акселю он о нем не рассказал и порой угрызался этим молчанием. Аксель ни разу не ложился в постель с женщиной.

— Ты полагаешь, Морган не вернется к Таллису? — спросил Саймон.

— Вероятно, нет. Но это не тема для обсуждений. — Аксель яростно ненавидел любые сплетни.

Саймону было не разобраться, как он относится к возможному воссоединению Морган и Таллиса. Он думал, что хочет этого, так как считал, что желает Таллису счастья, а тот, по его мнению, хочет, чтобы Морган вернулась. Бояться, что Таллис проявит злобную мстительность, было нелепо. И все-таки, может, для Морган достойнее не возвращаться? Саймон заботился о достоинстве Морган, а возвращение, как ни крути, — это смирение, наказание и прощение. Думая обо всем этом применительно к Морган, он невольно вздрагивал, хотя в его собственных отношениях с Акселем все перечисленные компоненты были одним из необходимых условий секса. Саймона огорчило, когда Морган осталась в Южной Каролине, огорчило известие о ее романе с Джулиусом. Что бы ни происходило, Морган всегда оказывалась источником серьезных огорчений.

— Думаю, Таллису хочется, чтобы она вернулась, — сказал Саймон.

— У нас нет оснований говорить «да» или «нет».

— Но я сомневаюсь, пойдет ли она на это, и выиграет ли хоть кто-нибудь, если все же пойдет.

— Думаю, Таллису правильнее оставаться холостяком, — сказал Аксель. — Одиночество для него органично. Я удивился, узнав, что он женится, да еще не на ком-нибудь, а на Морган.

— Мне кажется, Морган весьма привлекательна, — сказал Саймон и тут же понял, что лучше бы промолчал.

— У нее превосходные намерения, но, к несчастью, она безнадежно глупа. Хильда гораздо более мыслящее существо, но, как и большинство женщин, она предпочла выйти замуж, а не заняться развитием своего интеллекта. Что же до Морган, то она крайне поверхностна.

Саймон был равнодушен к тому, что Аксель делит все человечество на поверхностных и глубоких. Он слишком хорошо понимал, в какой категории его место. Причина враждебности Акселя к Морган была ему непонятна. С недавних пор он, с оговорками, пришел к выводу, что Аксель, прочно и глубоко привязанный к Джулиусу, был оскорблен его романом с Морган. Скромность не позволяла Саймону связать нелюбовь Акселя к Морган со своей к ней любовью. А именно здесь коренилась причина всей неприязни.

— Кажется, Морган и Джулиус расстались окончательно, — сказал Саймон. — Хильда считает, что это, во всяком случае, несомненно.

— Мне нечего тут сказать.

— Думаю, скоро мы все узнаем. А как приятно будет снова увидеть Джулиуса, — заключил Саймон, подумав при этом: ну и врун я!

— Приятно, что Джулиус отказался от военно-биологических разработок, — заметил Аксель. — Я знал, что к этому придет. Должен сказать, я уже предвкушаю нашу встречу. У Джулиуса есть стиль. Он из тех, кто сумел бы носить монокль.

— Он сумел бы носить что угодно.

— К тому же он замечательный собеседник.

— Лучший, чем я?

— Что за манера вечно переходить на личное!

— Но это в самом деле личное.

— Ты не обязан развлекать меня, Саймон. Я люблю тебя.

— Спасибо. — Саймон нежно коснулся рукой спины Акселя. Давно желанное прикосновение принесло чувство острой радости.

— Если начистоту, я всегда чуть побаивался Джулиуса, — сказал Саймон. Это был шаг вперед: приближение к правде, некое исправление недавней лжи.

— Да, он иногда настораживает.

— Иметь такого врага не дай бог.

— Безусловно. Но нашим врагом он не будет. Так что тревожиться не о чем.

— Помню, как кто-то говорил, что он может быть и безжалостным, и циничным. — Похоже я хватаю через край, тут же мелькнуло у него в голове. Ведь никто так не говорил. Это просто мои ощущения.

— Нет, он не циник, — откликнулся Аксель. — Но порой может казаться циничным из-за своей необыкновенно глубокой честности. По словам Достоевского, голая правда так невыносима, что люди бессознательно примешивают к ней щепотку фальши. А что касается безжалостности, человек твердых принципов нередко выглядит безжалостным в глазах толпы. Джулиус никогда не соглашается на компромиссы. — А я соглашаюсь, подумал Саймон, да, мне понятен твой подтекст. — Джулиус человек без уверток. — А обо мне такого не скажешь, пронеслось в голове Саймона. Увертки — моя родная стихия.