— Не золото, сынок, а то, что дороже золота.

— А что дороже золота?

Харцха задумался.

— Глупенький ты ещё, Бембя. Есть вещи, которые во много раз дороже золота и всяких бриллиантов. Воду искать поедем. Понял?

Бембя сморщил нос.

— Воду? Её и так у нас стало много. И разве вода дороже золота?

Бамба же снова спросил:

— Пап, а когда поедем?

Харцха прижал его к себе:

— Молодец, Бамба! Ты, кажется, всё понял. А поедем скоро…

Подошла Болха. По её лицу было видно, что она всё слышала.

— Не в Хар Булук ли собираешься?

Харцха никогда не прятал от жены своих мыслей. И сейчас сказал ей правду:

— Да, Болха, собираюсь. В Хар Булуке надо воду найти. Во что бы то ни стало! Она очень нужна.

Болха вздохнула:

— А о детях ты подумал? Ведь им скоро в школу идти, а там дикая степь, безлюдье…

Харцха очень любил своих мальчишек. Он, как и Болха, хочет, чтобы выросли они сильными, твёрдыми, знающими. И он хорошо понимает жену. Она дельно говорит. Да, там, в Хар Булуке, дикая степь, безлюдье. Но ведь детей можно оставить и в городе, он совсем близко. И Харцха сказал об этом жене.

Болха заплакала:

— Значит, разорвать на две части семью? Дети — в городе, а мы — в Хар Булуке?..

«Болха… Что с ней случилось? Раньше она никогда не плакала! Даже когда совсем тяжело было, а тут…»

— Болха, о детях не беспокойся. Выучим, поставим на ноги. Всё будет хорошо!..

Но Болха продолжала плакать. Харцха нахмурился. Это был первый признак, что он сердится.

Захныкал и Бембя. Харцха не выдержал.

— Ну, знаете, хватит! — И повернулся к Болхе: — Если не хочешь ехать со мной в степь, поезжай с ребятишками в город. А я не могу сидеть спокойно на одном месте — такая у меня работа и… такой у меня характер. А сегодня вода для меня — наиважнейшее дело!

Сказав это, Харцха поднялся и вышел на улицу.

Братья никогда не слышали, чтобы отец так сердито разговаривал с мамой. И Бамба с Бембей, жалея её, подошли к ней.

— Не плачь, мама, — прильнул к ней Бамба.

Бембя уцепился за её руку с другой стороны:

— Мама, хочешь, мы не будем учиться и всегда будем вместе с тобой?

Болха прижала к себе головы ребят и улыбнулась сквозь слёзы.

— Нельзя не учиться, дурачок, — сказала она Бембе. — Тот, кто не учится, — пустой и ненужный человек. Для такого никогда не будет света…

Дети… Пока маленькие, они ласковы и наивны. А подрастут — и за все ошибки спросят с родителей.

Печаль и тревогу сняло с Болхи как рукой. Она усадила сыновей рядом.

— На отца я не обижаюсь, он прав! Человек всегда должен быть в пути. Тот, кто остановится, не дойдёт до конца дороги…

Они сидели на мягкой кошме, и перед ними расстилалась степь, широкая и привольная. Она как душа человека: для одного распахнётся, обогреет своим теплом, для другого — нахмурится, окутает невыносимым жаром. И вот они, её, Болхи, дети, родились в этой степи. Они, как две её руки, — обе одинаковы и обе необходимы. Да, очень похожи друг на друга Бамба и Бембя. Но чувствовала Болха, что становятся они разными — разными по своим характерам. Вот Бамба просто пожалел её, и она, мать, рада этому. И Бембя пожалел, но в его жалости она увидела тревогу. Из-за неё, из-за матери, он готов и в школу не ходить… Так думала Болха, пытаясь понять, каковы они, её ребятишки.

Отодвинулся на задний план разговор с мужем. Теперь другие мысли наполнили её тревогой. «А одинаковы ли у людей руки? Есть ведь левая, есть и правая. На долю одной достаётся потрудней работа, а на долю другой — полегче. Не такими ли растут и дети?..»

Вошёл Харцха. Бамба и Бембя выбежали на улицу. Харцха подошёл к Болхе. Она протянула к нему руку.

— Харцха, я тебе лишнего наговорила… Прости, погорячилась. Ты прав, ребят можно учить и в городе.

— И я, Болха, погорячился. Не так просто уехать сейчас в Хар Булук. Тут надо всё хорошенько обдумать. — Он прижал к грубоватой, колючей щеке руку жены. — Поезжай-ка завтра с мальчиками на недельку в город. И сама отдохнёшь, и они много интересного увидят. А то всё степь да степь. Детям теперь надо больше видеть и знать. Поедешь?

Болха кивнула и улыбнулась.

— Харцха, не обижайся. И поступай, как считаешь нужным. Я всегда буду рядом…

ХАРЦХА

Если бы Бамба и Бембя всё знали о своём отце, то о нём бы они могли многое рассказать.

Харцхе сорок пять лет. Плечи и рост у него — богатырские. Он может один поднять несколько овец и нести их на руках в самый сильный буран. Красив он? Для кого как. Для Бамбы и матери красив, а Бембя говорит, что у отца очень колючая щетина и изо рта пахнет табаком. Харцха — человек спокойный, но если уж вскипит, остынет не скоро. Тут его можно сравнить с гранитом, который долго нагревается и долго остывает. Зато в глазах Харцхи никогда не увидишь зла, они всегда чисты и откровенны.

Бамба и Бембя часто слышали рассказ отца о том, что во время войны он крепко подружился с одним русским парнем — Иваном Болдыревым из Рязани. Стали они с ним как братья родные, хотя по внешности и по характеру были разные. «Иван — щуплый, шустрый, волосы у него русые, а глаза синие-синие, как васильки во ржи», — не раз описывал друга Харцха.

Первая их встреча произошла в одном из боёв. Иван спас тогда Харцху от верной смерти. Сразу пять немцев насели на Харцху; троих он убил, а двое подмяли его под себя. И тут подоспел Иван. Когда с немцами было покопчено, он протянул Харцхе руку и весело сказал:

«Нам ещё домой вернуться надо. Будем землю пахать, пшеницу сеять, детей растить, а умирать нам вовсе ни к чему!»

Весёлым и душевным оказался солдат Иван Болдырев. Как-то после боя разыскал он Харцху, протянул ему свой котелок:

«Ешь, друг, угощайся кашей. Щи да каша — пища наша, от них в России вся сила».

Харцха тогда сказал ему:

«Иван, ты спас мне жизнь — будь моим братом…»

Иван улыбнулся:

«Братом? А что? Можно! Братьев у меня нет, пусть теперь будет брат. А жить нам с тобой ещё долго-долго придётся, у