– Он тебя любит, любит, – горячо повторила я, – я точно знаю!..

– Да? – едко сказала Ольга. – Я ему предложила устроить поэтический вечер, почитать друг другу Бродского, как раньше… а он мне знаешь что сказал?! Вечером я ухожу с друзьями. Пришли его друзья, и я говорю «поцелуй меня перед уходом и помни: если что, у меня будет инфаркт». А он так неохотно меня поцеловал, как будто стесняется… По-твоему, это что, любовь?.. Мне с ним стра-ашно тяжело.

Ольге с Антоном страшно тяжело. Антону пятнадцать лет, а Ольга хочет, чтобы он был ее маленький ребенок.

На самом деле Антон – сын Ольгиного мужа. Мать Антона доверила его нам перед тем, как уехать навсегда в Америку. А Ольгин муж, отец Антона, – тренер по теннису и все время пропадает на корте. Ольга уже много лет одна с ребенком. За эти годы Ольга с Антоном прочитали и обсудили всю всемирную литературу, прослушали все оперы в Мариинке и посетили все абонементные концерты в филармонии, в Большом зале и в Малом. А теперь ребенок почему-то больше не хочет с ней ходить в театр и обсуждать книги. Не слушает Ольгу, не слушает Бродского, не слушает Чайковского, Моцарта тоже не слушает, даже Баха, – странно, уж Баха-то он всегда любил… Хочет гулять со своими друзьями, а не с нами.

Я целый час читала Ольге главу из книги «Как любить своего подростка», она конспектировала и довольно хихикала, – оказывается, у всех такие проблемы, не только у нее…

– Ну почему, почему я должна читать тебе книжки по телефону? Я бы и сама могла тебе все это рассказать своими словами, – наконец возмутилась я, – нет пророка в своем отечестве, вот почему.

Ах нет, оказывается, не поэтому. Ольга сказала, что я больше не преподаю, поэтому наверняка что-нибудь забуду, кое-что упущу из виду и все перепутаю…

Сразу вслед за жуткой историей с Ольгой жуткая история с Аленой.

– Все, – трагическим голосом сказала Алена и вдруг заверещала: – Положи трубку, положи трубку, положи трубку!

Я испугалась и послушно положила трубку. Через минуту опять раздался звонок. Оказалось, это было не мне, а на всякий случай – Аленины дети могут взять трубку, чтобы одновременно поговорить и со мной, и с ней.

– Все, – простонала Алена, – вот и все.

Я долго спрашивала, что именно «все», – в магазинах закончилась плетеная мебель, плохо положили кафель? Но Алена только стонала как привидение.

– Мне тридцать восемь лет, – наконец призналась Алена.

– Тридцать девять, – поправила я.

Я просто уточнила, а может, у меня окончательно испортился характер. Когда человеку никто не звонит, кроме мамы, Муры, Алены и Ольги, с ним могут произойти личностные изменения – на почве одиночества и чувства социальной ненужности никому, кроме мамы, Муры, Алены и Ольги.

– У меня начался климакс, – сказала Алена, – ранний климакс. Мне всего тридцать восемь, а у меня климакс!..

Климакс!.. Бедная Алена, как это неприятно!

Алену все утро бросает в жар, так что она прямо горит.

– А у тебя нет температуры? – спросила я. – Ну, может, это просто грипп или ветрянка?

– Нет, климакс, климакс, – прорыдала Алена, – пот стекает с меня градом, я вся мокрая и красная!.. У меня ранний климакс!.. А как же Никита?!

– Ну… Никита ничего не узнает, если ты ему не скажешь. Только мы с тобой будем знать, ты и я… а он нет, не будет, – ласково сказала я.

– А как же быть с детьми?

– Ну… им мы тоже не скажем. Какая им разница, есть ли у тебя климакс? – удивилась я.

– Я совсем не этих детей имею в виду.

Аленины дети в этом году поступают в институт. Они мальчики.

– Я имею в виду, что я еще могла бы родить, – задумчиво сказала Алена, – а теперь как мне жить? Ужас, да?

Ужас, конечно, но все довольно быстро разрешилось.

Оказалось, это не климакс, а батареи. Оказалось, что под Алениной кроватью Никита сложил самые дорогие в мире батареи для дачи – две штуки. И зачем-то включил их в сеть перед уходом на работу. Проверить, наверное, хотел. Мужчины иногда совершают необъяснимые поступки, – зачем проверять, как работают самые дорогие в мире батареи? Даже я знаю, что они работают хорошо… Алена посмотрела на термометр в спальне – сорок два градуса.

За это время – пока не нашлись батареи под кроватью – мы успели записать Алену к лучшему эндокринологу, к лучшему гинекологу и в лучшую консультацию по искусственному деторождению.

Ближе к вечеру – жуткая история с Андрюшечкой. Воспитательница пожаловалась – он плохо себя ведет, ужасно и невыносимо, хуже всех. Все дети маршировали по кругу под «айн, цвай, драй», а Андрюша упрямо маршировал в направлении, противоположном общему движению.

– Все люди как люди, а он? Все люди строем нах рехт, а он нах линкс, все люди строем нах линкс, а он нах рехт, – ябедничала воспитательница.

– Простите нас, мы больше не будем, – пообещала я, – просто… понимаете, он весь в отца. Андрюша, обещай воспитательнице, что мы больше не будем нах рехт, когда все нах линкс.

– Мы будем, – твердо сказал Андрюшечка и выпятил подбородок, в точности как Андрей, – мой папа говорит «я строем не хожу». Оба мы с моим папой такие люди, которые строем не ходют.

Хорошо, что нас не выгонят из частного детского сада за пятьсот долларов, нах рехт и нах линкс за отдельную плату. Но в школе, как Андрюшечка с его папой будут учиться в школе?! В школе все-таки требуется дисциплина, послушание, нах рехт и все такое. Неужели придется отдавать ребенка в частную школу, где два человека в классе и можно совсем без дисциплины?.. Вот пусть и сидят за партой вдвоем со своим папой и вместе не слушаются учительницу… Ну ладно, это еще будет не скоро, может быть, школа изменится или они успеют перевоспитаться.

Вечером жуткая история со мной.

– Завтра суббота. Мама забирает Андрей Андреича на весь день. Хочет читать ему «Илиаду». Говорит, стыдно, что ребенок до сих пор не знает Гомера. А мы что будем делать? Куда мы пойдем?

– Куда хочешь, – рассеянно откликнулся Андрей, – куда хочешь, туда и…

Да? Отлично! Я очень много куда хочу!

– А я еду на рыбалку, – сказал Андрей.

Раньше у него всегда было одинаковое выражение лица – чудная улыбка, нежная, чуть застенчивая. А теперь у него бывает разное выражение лица – печальная усмешка, тоскливая полуулыбка, угрюмый взгляд, немой укор. На этот раз был немой укор.

– Когда?

– Завтра. В субботу.

Как завтра, как в субботу?!.. А я, как же я?..

– Семга, – значительно сказал Андрей.

Ну… ну, тогда конечно, раз семга.

Почему в субботу, почему, почему?!.. А я, а мне что делать? И в голове у меня заметалось: «Ольга или Алена, Ольга или Алена?»