на архипелаге, являвшийся одновременно и его столицей.

А ещё Дильмун с незапамятных времён превратился в место захоронения для правителей шумерских городов, а также для их приближённых и жрецов, и до сих пор на нём возвышались десятки тысяч могильных обелисков и курганов – от совсем небольших и до очень внушительных, возраст самых старых из которых исчислялся, по меньшей мере, четырьмя тысячелетиями.

По религиозным представлениям шумеров, чтобы обрести покой и счастье в загробной жизни, необходимо было упокоиться именно на этом острове. Вот и хоронили шумеры всех своих знатных соплеменников на протяжении нескольких тысячелетий на Дильмуне.

И даже в описываемое время некоторые богатые вавилоняне изъявляли желание быть похороненными на этом острове, так что количество могильников на нём продолжало неуклонно возрастать.

***

Дильмун давно пережил эпоху своего расцвета, которая пришлась на время существования в Южной Месопотамии шумерской цивилизации. Тогда он являлся связующим звеном в торговле между городами-государствами шумеров и Мелуххой, то есть Индией. Но по мере угасания шумерских государств торговые пути стали смещаться, и к XIV веку до новой эры они окончательно переориентировались с моря на сушу и пролегли по территории Элама. После этого Дильмун как-то уж очень быстро захирел и превратился в настоящее захолустье.

Сейчас этот остров лишь формально входил в состав империи, так как он настолько был удалён от её основных центров, что на нём не было даже постоянного ассирийского гарнизона и редкие купцы из Кальхи и Ниневии посещали его проездом, когда направлялись по своим торговым делам в Аравию или в восточные земли Элама. И совсем уж немного ассирийских купцов торговали напрямую с индийскими государствами через Дильмун, и именно эти купцы и завели на острове своё небольшое подворье. Оно располагалось в северной части острова.

Находясь на Дильмуне, Аматтея впервые за много дней почувствовала себя более-менее в безопасности. Ей здесь нравилось. Особенно она любила выезжать за пределы Аваля и теперь часто путешествовала на колеснице по всему острову, с каждым разом всё больше удаляясь вглубь его. Но одно её угнетало – они уже совсем редко виделись с возлюбленным.

Губернатор острова, дядя халдейского князя, только внешне выглядел суровым и малоразговорчивым, однако на самом деле он оказался простым и приветливым мужчиной, и вскоре они c ним и его семьёй даже подружились. Он предоставил в распоряжение Варлаама (то есть Аматтеи) одну служанку и юношу-араба по имени Малик, который при лидийке теперь исполнял роль конюха и возничего. Он ухаживал за конями, которые Аматтея получила от Намтара, и ездил с ней по всему Дильмуну. Малик знал остров как свои пять пальцев и знакомил Аматтею с его достопримечательностями. А этих достопримечательностей на острове оказалось немало.

Это были и могильники, и не менее древние поселения, и несколько доисторических и давно заброшенных храмов.

Но на этот раз они особенно далеко отъехали от Аваля и уже ближе к полудню следующего дня достигли южной оконечности острова, где находился самый удалённый от города оазис.

Навстречу Аматтее и Малику вышел старик, опиравшийся на посох. У старика этого всё лицо избороздили глубокие морщины, и он выглядел совершенно измождённым. А ещё он был тёмным, как нубиец, лысым и его прикрывала только набедренная повязка.

– Это Уту! – пояснил Аматтее Малик. – Ему больше ста лет, так утверждают те, кто его знает, хотя, сколько лет ему на самом деле, даже Уту не может сказать! Он не понимает ни по-арамейски, ни по-аккадски, ни по-халдейски, и говорит исключительно на своём шумерском! И все его считают последним из шумеров. Уту присматривает здесь за древним храмом, исполняет обряды и приносит жертвы богу Ану, главному богу своего уже давно растворившегося в царстве теней народа.

– А ты понимаешь по-шумерски? – спросила Аматтея Малика.

– Да, господин!

– Значит, ты сможешь ему переводить, что я буду говорить?

– Ну, конечно! Я жил в детстве в соседнем селении и часто навещал Уту. Так что я могу с ним общаться, потому что достаточно хорошо знаю его язык.

– Тогда переведи ему, что я рада его видеть и что очень хочу посмотреть храм, за которым он присматривает!

Малик перевёл слова Аматтеи и, выслушав, что сказал в ответ старик, обратился к лидийке:

– Уту приглашает тебя пройти в его храм.

Считавшийся последним из живых шумеров рассказал Аматтеи очень много интересного. Из его рассказа следовало, что за храмом бога Ану присматривали ещё его предки, и это происходило на протяжении сорока поколений его семьи. И почти всех своих предков даже с незапамятных времён он помнит по именам, и что некогда в этом храме они были главными жрецами, но это было давно, уже тысячу лет назад, когда остров населяли исключительно одни шумеры. Также Уту поведал, что храм богу Ану возвели четыре тысячи пятьсот семьдесят лет назад, и об этом сохранилось предание, записанное полторы тысячи лет спустя.

Старик провёл Аматтею и Малика к храму, вернее, к тому, что от него ещё сохранилось. Это был полуразрушенный средних размеров трёхступенчатый зиккурат, сложенный из сырцового кирпича. Со всех сторон его обступали финиковые пальмы. В ста шагах от него журчал родник. Перед главным входом в храм на постаментах возвышались два человекобыка – шедду. Примерно такие же, какие сейчас охраняли ассирийские и вавилонские дворцы и культовые сооружения. Внутри многое тоже напоминало нынешние месопотамские храмы, и это было неслучайно, потому что и в религии, и в культуре, и особенно в архитектуре шумеры привнесли очень многое в более поздние цивилизации Ближнего Востока, и если уж на то пошло, то они оставили в них свой неизгладимый след.

Старик зажёг три факела и два из них передал Малику и Аматтеи. Они прошли в главное помещение, где располагались алтарь и скульптура верховного шумерского бога. Он изображался в виде могучего мужа с рогатой тиарой на голове и с пастушеским посохом в правой руке. Скульптура этого бога была настолько древней, что от времени полностью почернела, а кое-где покрылась сетью трещин и потрескалась.

Аматтея с интересом стала рассматривать рельефы на стенах. Они были ещё допотопные, грубо высеченные, с искажёнными пропорциями, и отражали мифы древнего и уже мёртвого народа. Тут были и боги, и герои, включая Гильгамеша, и его закадычного друга Энкиду, и процессии с жертвоприношениями, и много-много ещё чего изображалось.

Впервые от старого шумера Аматтея услышала и удивительную историю не только про богов. Старик-смотритель храма рассказал, как вообще зародилась цивилизация. Этот его рассказ потряс лидийку. По словам Уту много тысяч лет назад между Юпитером и Марсом