пару часов Евгений Степанович ковырял в тарелке кусок камбалы и слушал, как жена звенит посудой в раковине.

— Может, пиво это модное пить начать?

— Пить пиво не хобби.

— Тоже верно… А вейпинг этот?

— Наркоманом станешь.

— Не исключено. Ну а политика?

— Посадят, я кредит как платить буду? Сама?

— Да не посадят…

— Это, вон, депутатов не посадят, а ты сядешь. Ты ж дурачок.

Евгений Степанович бросил вилку в тарелку:

— Чего это я дурачок?!

— Да всю жизнь честный, живёшь в говне. И я с тобой барахтаюсь.

— ЭТО ЧЕГО ЭТО Я В ГОВНЕ ЖИВУ?! — вскипел Евгений Степанович, вскочил и брякнул кулаком по столешнице.

Жена медленно повернулась, взяла с плеча полотенце и заорала. Сквозь мелькающее полотенце и разлетающееся по стенкам пюре Евгений Валентинович вопил в бездну быта:

— Я УВАЖАЕМЫЙ ЧЕЛОВЕК! Я НЕ ДАМ СЕБЯ ОСКОРБЛЯТЬ!

Через три минуты, когда оба супруга выдохлись и успокоились, Евгений Валентинович просиял и бросился обнимать жену:

— Точно, Ленка! Ты гений! Оскорбляться. Я буду оскорбляться! Вот моё хобби!

С тех пор Евгений Валентинович ходит в клубы вейпинга, магазины, на крафтовые фестивали, митинги и народные сходы. Стоит там и оскорбляется: кричит, машет кухонным полотенцем, бегает от активистов и даже иногда получает по морде.

Ему всё нравится. Весело, а самое главное — бесплатно.

Сонечка Marmelade

Понравилась проджект-менеджеру Серёге одна тёлка. Сошла с конвейера где-то в Подмосковье. Пурпурные губы, маслянистый загар, фото на цыпочках полубоком… По паспорту Михуткина, в инстаграме Marmelade.

Захотел Серега эту тёлку полюбить. Купил белого мишку и сто одну розу. Обрадовалась, бросилась на шею, поцеловала мягкими тёплыми губами в шершавую щёку и убежала домой. Так торопилась, что забыла мишку на заднем сиденье.

— Мама! — Закричала с порога, — Мне подарили цветы!

Мама всплеснула руками.

— Батюшки! Вовка! Тащи фотопаррат!

Вовка, отец её, читал в зале газету. Где лежит фотоаппарат, он не знал и настолько ему было похер на происходящее, что он даже не потрудился задуматься.

— Алкаш проклятый, совсем оглох? В серванте лежит!

Взял Вовка фотоаппарат, попёрся в комнату. Там уже диван сдвинут, букет расстелен на полу, а перед ним на упругой попе сидит дочурка в соблазнительном бра. Отобрали сразу же оптику.

— Разобьёшь ещё, рукожопый. Иди в гараж, там тебе самое место. Так, а ты давай-ка повернись. Улыбнись, чё губы как утка надула.

И так фотографируют, и сяк. Вспышки мелькают, как зиги в сорок первом. Мама довольна, дочка довольна. И вдруг бац!

Мигает свет, зажигается старая люстра — нет дочки. Только розы разбросало в стороны, да слегка дымится ковролин.

— Вовкааа! — Закудахтала мамаша, мечется по квартире.

Тут же звонок в дверь.

Она, что ли?

Разыграла нас, что ли?

Несётся мамка к двери, открывает — бац! Получает по голове топором. Алая кровь орошает прихожую. Брызжет рубин красивее букета роз. Пролезает в дверь огромный белый медведь, подходит к онемевшему бате и вручает ему в руки кровавый топор.

— Держи, мужик. Не благодари.

И уходит, аккуратно закрыв за собой дверь.

Эх, не полюбил Серёга Сонечку Marmelade. Не прикоснулся ладонями к её нежной упругой груди. Приехали через полчаса менты, повязали мужика.

Кукуха не выдержала. Зарубил и жену, и дочку.

Влепили двадцатку по осени и увезли на север. К белым мишкам и розе ветров.

Депутат Елистратыч

«Надо бы спортом заняться, что ли» — подумал Сергей Елистратович, таща тяжёлое пузо по лестнице вверх. «И чёрт меня дёрнул пойти в общественную больницу».

Намедни у Сергея Елистратовича опять прихватило сердце. Персональный врач уехал в отпуск, ближайшая частная клиника закрылась на ремонт, а тут пресс-атташе Глеб возьми да ляпни — а сходите-ка вы, уважаемый Сергей Елистратович, в обычную городскую больницу. Пообщаетесь с народом, покажете человеческое лицо…

А в больнице сломан лифт, краска опадает со стен мелкой зелёной трухой и пузо такое тяжёлое, что тянет вниз к ступенькам. Сергей Елистратович отдышался после очередного пролёта, поднял раскрасневшееся лицо вверх и увидел перед глазами жирную цифру три. «Наконец-то. И куда это Глеб запропастился? Рядом же шёл».

Сергей Елистратович, борясь с одышкой, чинно проплыл мимо двери и вошёл в коридор. Перед ним расстилалась длиннющая очередь из самых разнообразных граждан. Завидев Сергея Елистратовича, все замолчали и в изумлении повернулись к нему. «Уважают» — подумал депутат и тихонько хмыкнул.

— Бааа! — завопила ни с того ни с сего старуха у кардиологического кабинета. — Моньяк!

Очередь громыхнула хохотом. Сергей Елистратович растерянно рассмотрел лица сидящих на лавках людей. В самом конце очереди пацанчик лет двенадцати хохотал как обезумевший и показывал пальцем на пузо депутата.

— Нахал!

Сергей Елистратович опустил взгляд вниз. Чуть ли не идеально круглый живот от холода покрылся пупырышками, а снизу (ааа!) болтался… «Да я же без штанов!» — ужаснулся Сергей Елистратович — «То-то все ржут надо мной, как кони! Я же надевал штаны!».

Сергей Елистратович ясно помнил, как натягивал эти поганые брюки сегодня рано утром: с треском и мычанием пытался втянуть пузо, сучил ногами и старательно сжимал ягодицы. Мечтал о том, как после врача он заедет в любимый итальянский магазин и купит себе новые, просторные, удобные штаны классического кроя.

— Сволочь! Уйди отсюда! Безобразие какое! Совсем обнаглел! — донеслось с разных сторон до Сергей Елистратовича. Депутат вспомнил про курсы публичных выступлений, сделал вид, что с ним всё в порядке и уверенно произнёс:

— Граждане! Давайте успокоимся. Здесь явно произошло какое-то нелепое недоразумение…

— Саша, ну чего ты смотришь! Иди разберись, не видишь, тут дети! — закричала рыжая толстая женщина на своего лысого мужа с похожим на разбитый чугунный утюг лицом.

Саша нехотя поднялся и, надвинув на глаза неандертальские надбровные дуги, вальяжно двинулся в сторону депутата.

«Дело плохо» — подумал Сергей Елистратович — «Куда ж Глеб-то запропастился?»

— Молодой человек, вы это прекратите. Это некорректно! — крикнул депутат неандертальцу.

— Ща прекрачу… — гопник поиграл скулами и нашарил что-то в кармане.

Сергей Елистратович как мог прикрыл краем рубашки пах, развернулся и неуклюже побежал. Гопник с криками бросился следом.

«Что же делать? Что же делать-то?!» — запаниковал Сергей Елистратович и начал судорожно метаться взглядом по коридору. Впереди замаячил тупик к широким витражным окном. «Ну не туда же?».

Внезапно перед депутатом распахнулась дверь кабинета. Сергей Елистратович, семеня, забежал внутрь и с силой захлопнул дверь.

«Не пущу! Второго не пущу!» — услышал он крики бабки, которая должна была зайти в кабинет вместо него.

— Что это вы себе позволяете, голубчик? — седой доктор в очках приподнялся с места и посмотрел на голый зад Сергея Елистратовича, — Спать удумали? А? Ну-ка встать! — доктор сорвал с глаз очки и грохнул ими по столу, — Встать!

Сергей Елистратович вздрогнул и открыл глаза. На него удивлённо смотрели старые надоевшие рожи чиновников. Во главе стола, держа в руках модные итальянский очки, сидел хмурый Губернатор.

— Встать и выйти вон! Живо!

Сергей Елистратович медленно поднялся, взял со стола кожаный блокнот. Внезапно окружающие захохотали. Губернатор открыл от удивления рот и вылупил глаза. Сергей Елистратович, обмерев, опустил взгляд вниз. Внизу, чуть прикрытый концами рубашки, болтался…

— ВОН!!! — что есть мочи заорал губернатор.

Сергей Елистратович закатил глаза и, чудом увернувшись от летящего на него стула, грохнулся в обморок.

Спустя какие-то секунды сквозь тугую хмарь пробился деликатный стук. Сергей Елистратович открыл глаза и увидел больничную дверь. Перед ней стоял его давний товарищ Евгений Владимирович, одетый в новый итальянский костюм.

— Как здоровье, Елистратыч? На вот, я тебе апельсинов принёс, — Евгений Владимирович поставил на стол большой пакет из премиального супермаркета.

— Женя… Женя, а… А что, собственно, случилось? — Сергей Елистратович оглядел блестящую палату.

— Ага, мне врачи говорили, что ты можешь ни хрена не помнить, — Евгений Владимирович встал у изголовья, — Задвинул ты вчера речь, Серёжа, ух задвинул… На открытии памятника. Всё, как учили. Про духовность там… Про тлетворное влияние Запада. Про наши ценности… Хотя какие