газет и прочий мусор по тротуарам. То, что они были в тепле и уюте, казалось тогда большим счастьем.

Принесли пиццу и горячий кофе.

— Ну, рассказывай, — Илья сделал большой глоток кофе, чтобы согреться. Хотя он только вышел из машины и прошёл три метра до кафе, ему было зябко только от вида того, что происходило на улице.

— Почему я вам должна что-то рассказывать?

— Не хочешь, тогда жуй. Ты же есть хотела.

Ника откусила большой кусок пиццы и стала его жевать, медленно и долго, как будто ей это было трудно.

Илья ел, думая, что нужно прикупить пару коробок пиццы для домашних.

— Здесь лучшая пицца в городе. Как тебе? Ты что плачешь? — он поднял глаза на девушку.

У Ники по щекам текли крупные слёзы, падая на руку, которую она положила перед собой на стол. Девушка смотрела в окно и плакала тихо и беззвучно, а про себя повторяла только одно: «Вот дура, какая же я дура!». Она взглянула на Илью и снова уставилась окно.

— Да, херня всё это.

Илья молчал, просто не знал, как реагировать. Он сам никогда не плакал, только однажды, когда хоронил деда. Мать он не видел плачущей никогда, а Марина плакала несколько раз за всю их совместную жизнь. Последние годы он просто отвык от того что, кто-то кроме маленьких детей может плакать.

— Застала своего с какой-то шалавой. Бывает. Я ж говорю — херня. Обидно, правда. Я считаю, если ты хочешь спать с кем попало, так расстанься сначала. Зачем обманывать? Просто урод, блин, вот и всё, — Ника вытерла слёзы рукой и взяла чашку с кофе. — Ерунда. Нашла из-за чего расстраиваться, из-за дебила этого.

Илья по-прежнему молчал. Ему было неловко. Зачем он её вообще сюда привёз? Подбросил бы до дома, порыдала бы в подушку и забыла бы о нём через какое-то время. В юности такие вещи вообще просто переносятся, и влюблённость в одного человека, сменяется влюблённостью в другого.

— Ну, что вы на меня уставились? Ну дура! Да! Знаю! Нечего на меня смотреть!

Илья откусил большой кусок пиццы, пожал плечами, и с видом человека, которому ничто не может помешать наслаждаться жизнью, сказал:

— Веришь — нет? Но мне как-то плевать.

Ника удивлённо посмотрела на него, возможно дольше, чем хотела.

— Верю, — она уже не плакала, как будто протрезвела от тона и безразличия этого чужого для неё мужчины.

— Жена мне тоже изменяет, но я не сижу и реву. И тебе не советую, — Илья сказал об этом так просто, как будто речь шла не о его жизни, а чей-то другой, к которой он не имел никакого отношения.

— А почему не разведётесь?

— А зачем? Кому от этого хорошо? Детям? Не думаю. Жене? Она никогда не работала, на что она жить будет, если я её выгоню? Мне? Ну тут как посмотреть: за детьми следит, жрать готовит, в постели всё супер, мозг не выносит почти. Почему не жить? — он сказал это так зло, что испугал Нику, и прочитав испуг на её лице, добавил уже более мягко. — Просто я привык. Мне её интрижки не мешают. Да и я сам в этом виноват. Дома надо чаще бывать, и ей больше времени уделять, а у меня одна работа на уме. То встречи, то командировки, то ещё что-нибудь. Семью создал, детей нарожал, квартиру купил и скинул всё на неё. Да и потом люблю её, и готов многое простить. Не знаю почему так, но как-то вот так.

Ника слушала его, пытаясь понять, как можно простить измену, а потом решила, что это бессмысленно — чужая душа потёмки. Илья думал над тем, для чего он всё это сказал. Никому не говорил, а тут вдруг выложил как на духу.

Уже два года он знал, что Марина не верна ему, но ничего не предпринимал. Всё из-за страха сойти с дороги, посмотреть, что там за поворотом. Боялся ли он разрушить семью? Да, боялся. Боялся ли он потерять любимую женщину? Да, боялся. Боялся ли он того, что подумают люди вокруг? Да, боялся. Поэтому предпочёл, как всегда, держать всё в себе. Никому и ничего не говорить, сделать вид, что ничего не происходит. И сейчас его просто прорвало от обиды, от ненависти, от злости на себя и свою с виду идеальную жизнь. Он пытался задвинуть это куда-то глубоко в себя, туда, где никто не найдёт, и никто не узнает, что его идеальная жизнь просто фикция. Он уговаривал себя, что жена одумается и перестанет ему изменять, потому что любит его и детей. А сейчас он просто сорвался, выложив всё, что на душе этой глупой школьнице, которая ревёт из-за какого-то пацана, когда в жизни у самого Ильи второй год происходит трагедия.

— Знаете, а мне тоже как-то насрать на вас, — сказала Ника, доедая второй кусок пиццы. — И вообще, я всё ещё хочу жрать.

Илья достал и кармана кошелёк и дал его Нике.

— Возьми ещё и мне тоже, выбери сама.

— Я угощаю, — она встала из-за стола, и даже не взглянув в его сторону, пошла к стойке.

***

— А вы до дома дойдёте?

— Ага.

— А может проводить?

— А я ещё никуда не собираюсь.

Машина была припаркована за углом её дома. Илья и Ника курили уже по второй сигарете подряд и у каждого было по бутылке вина в руке.

— Клёвое, мне такое нравится — сухое, — сказала Ника, закрыв глаза и откинувшись на спинку сидения.

— Ещё б оно было плохое за такую цену.

— А чё вы дорогое брали, чтоб напиться? Взяли бы дешёвое. Я лично разницы не вижу вообще никакой. Или это привычка? Деньги есть, значит, надо брать побольше, да подороже?

— Может и привычка, а может просто травануться дешёвым пойлом не хочу, — Илья закрыл глаза. Ему было хорошо. Он был пьян. Он курил в своё удовольствие. Он сидел в тёплой машине, когда за окном бушевала стихия, и чувствовал себя от неё защищённым.

— А тебе родители ремня не дадут?

— Ну ремня вряд ли, конечно, но звездюлей я получу знатных, — Ника улыбнулась.

— Плохо. Хочешь, я тебя провожу и сам поговорю с ними?

— Ты, когда пьяный — совсем дурак. Как это будет? «Здрасьте,