– А после измены Северцева, позвольте напомнить, когда я, вся в соплях, с горя напилась на корпоративе, мне подставил плечо умный, зрелый, внимательный мужчина. И я купилась как дура! Почувствовала, видишь ли, опору. Поверила в то, что могу все поправить, все начать сначала, что новые отношения меня вылечат! Как же, целый главный редактор…

Сестры, разумеется, знали эту историю, но молчали, понимая, что Марьяну сейчас лучше не перебивать. Даже кот, которому давно полагалось сбежать и спрятаться под диваном или под вешалкой, продолжал лежать в центре стола и только нервно помахивал кончиком хвоста.

– А вскоре мой новый возлюбленный уволил меня к чертовой матери, да еще с таким грохотом, что после этого меня уже не брали ни в один растреклятый журнал, ни в одну растреклятую газету! Ославил меня на всю Москву, распустил слухи, что я его домогалась, обзвонил всех своих знакомых…

– Ну, его жена застукала вас на рабочем месте, – все-таки не удержалась от комментария Соня. – Надо же ему было как-то оправдываться перед ней. Вот он и свалил все на тебя. Мол, это ты вела себя недостойно, хотела продвинуться по служебной лестнице… Сволочь, конечно, но кого в наше время этим удивишь? Вот увидишь, все будут относиться к произошедшему с юмором.

– Да-да, при взгляде на меня каждый подумает: о, та самая девица, которая хотела соблазнить начальника, а он ее послал.

– Жаль, что все это случилось сразу после Северцева… Но ведь в конце концов тебя все-таки взяли на работу. – Соня и думать забыла о том, что это она сейчас должна была изливать душу и рыдать, вытирая глаза бумажными салфетками. – Ты устроилась в прекрасный журнал про путешествия и развлечения.

– Да, устроилась, – дернула плечом Марьяна. – На должность младшего помощника старшего дворника. И это после всего, чего я добилась! Я делала карьеру, у меня все шло потрясающе, а потом все вдруг рухнуло как карточный домик. А мама… Она изменяла отцу, и он умер, когда застал ее с любовником! А теперь любовник дарит нам подарки на Новый год и пытается дружить. Вы считаете, всего этого мало для того, чтобы слететь с катушек?! Любовь, работа, семья… Это же самые важные в жизни вещи! И они просто на глазах разваливаются!

– Эй, радость моя, притормози. – Вера вытянула руку вперед запрещающим жестом, и Марафет испуганно вскочил на лапы.

Марьяна мгновенно схватила его, не дав удрать. После чего встала с табуретки и принялась нервно ходить по кухне взад и вперед, прижимая кота к груди. Благо кухня была большая. На ее собственной кухне, в квартирке, которую она купила в кредит, ходить было невозможно. Один шаг в любую сторону – и вот тебе препятствие.

– Обещаю, я поговорю с мамой, – сказала Вера скучным «взрослым» голосом.

– Не надо, – помотала головой Марьяна. – Иначе все вообще станет… невыносимым. Так хоть какая-то видимость семьи…

Продолжая мерять шагами кухню, она принялась истово гладить Марафета по голове, и через минуту тот стал гораздо больше похож на какого-нибудь мангуста, чем на сибирского кота.

– Марьяш, но ведь у тебя сейчас все начинает налаживаться, – робко напомнила Соня, исступленно вертевшая на пальце кольцо.

– Что у меня начинает налаживаться? – спросила Марьяна враждебно.

– У тебя появился новый парень, ты устроилась на работу…

– Полетика? Господи, да что ты говоришь! Разве он сравнится с Аликом? С тем, что у меня могло бы быть? И работа… У меня подмочена репутация, обо мне шепчутся в курилках. Журналистский мир довольно тесный, там все друг друга знают… Ну, если ты, конечно, собой что-то представляешь. А я собой что-то представляла до тех пор, пока меня не выставили на посмешище.

– По-моему, ты преувеличиваешь свою значимость, – пожала плечами Вера. – Люди пошептались и забыли, а ты по-прежнему полагаешь, что каждый показывает на тебя пальцем.

– Оставь, Вера, – с нажимом произнесла Марьяна, ткнув в нее котом. – Мне никогда уже не выступать в высшей лиге. Грандиозные перспективы пролетели мимо. Вот что меня убивает.

– Да ты просто нытик, – презрительно бросила старшая сестра. – Тебе всего двадцать восемь лет, а ты развела такие страдания, как будто тебе сто восемьдесят восемь и пора покупать белые тапочки. Перед тобой целая жизнь, полная событий, встреч, любви… Зацикливаться на неудачах – все равно что отказываться от путешествия из-за собак, гавкающих на обочине.

– Скажи, ну вот чего тебе сейчас не хватает? – спросила Соня, с тревогой глядя на младшую сестру.

Марьяна прикусила губу и раздула ноздри. В глубине души она знала, чего ей не хватает. Ей не хватало прежнего мироустройства – доброго, понятного и оттого успокоительного. Казалось, что жизнь превратилась в поле боя, где каждое ее решение, каждый шаг могли привести к провалу, обману, хаосу… Она не понимала, как с этим справиться, и отчаянно трусила.

– Ей не хватает мужества, – отрезала Вера, отлично понимая, что происходит с младшей сестрой. – Мне бы твой возраст, я бы всем показала кузькину мать.

– Я знаю, дорогая, что сейчас ты не веришь в чудеса… – начала было Соня, глядя на Марьяну сочувственно, но Вера ее оборвала:

– Да оставь ты эти сопли, ради бога! Чудеса волнуют только тех, кто не способен сам о себе позаботиться. Не расслабляй ее. Пусть лучше не ждет подачек от судьбы, а…

Не успела она договорить, как из комнаты до них донесся грохот.

– Вероятно, Толик свалился с дивана, – предположила Марьяна и выпустила наконец Марафета на волю. Тот укороченной рысью проскакал через кухню и, загребая лапами, скрылся за поворотом.

– Кстати о Толике, – сказала Соня, закинув ногу на ногу и повертев рукой в воздухе.

Вера с Марьяной удивленно посмотрели на нее.

– Я вызвала вас сюда из-за Толика, – напомнила та. – Мне нужна была ваша поддержка.

Марьяна нервически хмыкнула. Она снова уселась на табуретку и сложила руки перед грудью.

– Мы тебя поддерживаем, – заверила ее старшая сестра. – Если хочешь Толика, возьми его себе. Никто и слова поперек не скажет. Просто потому что это бессмысленно.

В ту же секунду Толик собственной персоной возник на пороге кухни – встрепанный и с помятой щекой.

– Здрасте, – сказал он ломающимся со сна голосом. – У вас тут что, военный совет? Бить будете?

Внешне Толик не представлял собой ничего особенного. Но в нем жил какой-то сексуальный бес, который заставлял взрослых умных женщин безвозвратно терять здравый смысл. Среднего роста брюнет, обраставший щетиной так быстро, что к вечеру он уже казался неухоженным, Толик имел в своем распоряжении томные карие глаза и чувственные губы, вероломно улыбавшиеся кому попало.

И Марьяне, и Вере страстно хотелось убить Толика. Он это прекрасно понимал, но, вместо того чтобы не попадаться сестрам на глаза, наоборот, постоянно лез на рожон. Вероятно, подспудно ему хотелось, чтобы его любили все женщины без исключения, или, по крайней мере, хорошо к нему относились. Поэтому он упорствовал в своем желании доказать свояченицам, что он не какой-то там ловелас, а тонко чувствующая натура.