Эту долину Карл страстно желал для себя.

Земля франков, подобно долине Аква-Гранум, лежала в стороне от внешнего мира, в бассейне рек Рейна и Луары. По причине быстрого прихода в упадок и зарастания древних пахотных земель эти реки служили пограничными барьерами и одновременно путями сообщения. В отсутствие дорог люди на небольших суденышках часто путешествовали по воде; Карл мог оснастить рыбачью лодку кожаным парусом и по горным рекам спуститься с отрогов Альп, достичь течения Рейна и каменных бараков римского легиона в колонии (поселении).

Минуло почти три столетия, как те римские легионы ушли в небытие, и с ними вместе ушла устойчивая система управления армией и поселенцами при помощи твердых законов и действующих путей сообщения, паутиной раскинувшихся по всему известному миру.

На Западе, в отличие от других варварских народов, древние ремесла вымирали. В своих скитаниях вестготы пересекали многие границы, пока не обосновались в Испании. Остготы осели в самой Италии, куда за ними последовали агрессивные лангобарды. Даже непредсказуемых вандалов более воинственные племена вытеснили за море на гостеприимное побережье Северной Африки.

На соседний остров Британию, где городская жизнь римлян дышала на ладан, хлынули орды морских бродяг, англов, саксов и ютов. Франки не могли похвастаться чудесами цивилизации, даровавшими миру боевые колесницы и сборщиков налогов.

Слово «франк» могло означать «блуждающий» или «свирепый». В памяти этого народа хранились воспоминания о тяжелой жизни на туманном побережье Балтийского моря. Их легендарный князь Меровей – сын Моря – был племенным вождем. После того как его подняли на щит воины, он правил, подчиняясь собственным прихотям и желаниям родов. Лесные жители прорубали себе путь топорами, в лесной чаще и в сражениях, медленно продвигаясь вверх по течению Рейна от балтийских пустошей до плодородных земель. Там обосновались австразийские франки. Остальные двинулись к реке Сене и осели в области, называемой Нейстрией. Затем, объединившись под началом короля Хлодвига, оттеснили вестготов на юг Галлии.

Зарывшись в свои леса, полагаясь только на собственные силы, борясь с лишениями и голодом, они питались тем, что добывали в лесу и выращивали на своей земле. Топоры они сменили на более эффективные мечи, и искусный кузнец был почти волшебником. Лошадей, на которых пахали землю, они превратили в боевых коней, слагателей саг – в бардов, а своих наследных королей – в беспокойных правителей, у которых жизнь была коротка. Власть королей ограничивала совет воинов и старинную племенную традицию личной свободы. Город означал для франков толпу людей, строивших хижины. Цивилизация для них была лишена всякого смысла, если не считать церковных обрядов и редких священных книг, повествовавших о волшебном райском саде и муках грешников. Предметы цивилизации иногда попадали к ним или со Средиземного моря с арабских торговых кораблей, или из далекого сказочного Константинополя, где император обитал в мраморном дворце, где росло золотое дерево, пели украшенные драгоценными камнями птицы и играли органы.

Возможно, предки франков рыскали вдоль Балтийского побережья на рыбацких судах, а может, и на ладьях-драконах. Это были самые смутные воспоминания о золотом веке Меровингов, когда здание римского могущества и власти еще не рассыпалось на обломки акведуков, терм и амфитеатров, за которыми никто больше не следил, и они потеряли всякое значение. Ничто не могло заменить могущество исчезнувших цезарей. Причалы в таких портах, как Булонь, опустели и заросли сорняками.

Франки постепенно расширяли свои владения под предводительством таких бойцов, как Хлодвиг и Дагоберт. Карл Молот привил франкам вкус к победам. Пипин, планировщик, действовал осторожнее, избегая рискованных сражений и стараясь укрепить связь с храмом Святого Петра. Он добивался, чтобы ядро Франкского государства стало средоточием власти на пути между языческими пограничными областями и центрами слаборазвитой культуры в Аквитании и Ломбардии. Пипин объявил, что те, кто присоединится к Франкскому государству, могут следовать собственным законам и не подчиняться законам франков.

Однако за пределами владений франков была в ходу поговорка: «Франку можно быть другом, но не соседом».

В те годы Западная, христианская, Европа тонула в глубокой тьме веков. Происходило хаотическое перемещение, «великое переселение народов», говорящих на разных языках; не существовало той силы, которая могла бы упорядочить это движение. Славное прошлое постепенно забывалось, а на будущее не было никакой надежды.

Душами людей владела только страстная мистическая вера в конец света, связанный со вторым пришествием Христа.

И все-таки ощущалось какое-то оживление в жизни, словно в муках рождалось нечто неведомое. Две личности боролись за право обладать властью – вождь напирающих франков и глава церкви Святого Петра. Пипин, подумав, протянул руку Стефану, папе римскому.

Но тяжесть стального меча перевесила авторитет святого отца.

Странно, но сопротивление Пипину шло из наиболее просвещенных областей – восточной границы и далекого юга. На востоке племена баваров имели доступ к торговой водной артерии – Дунаю – и поддерживали связь с богатым народом лангобардов из Италии. Баварский герцог Тассилон, такой же молодой, как и Карл, облачался в роскошный алый бархат, а на руках, как король, носил золотые браслеты. Тассилон доводился Пипину племянником, но при этом утверждал, что он жених лангобардской принцессы, и повсюду таскал с собой парикмахера и поэта. Герцог хвастался, что заслуживает своего Вергилия[8]. Карл последнего не знал.

Как-то летом, после давно прошедшего дня «майского поля», король Пипин ожидал на песчаном берегу стремительной реки Луары прибытия Тассилона с отрядом баваров в ответ на призыв к оружию. В период между севом и сбором урожая Пипин предпринял поход в глубь Аквитании, где герцог, как обычно, оказывал ему открытое неповиновение в течение всей зимы. С ба-варами он собирался дойти до Пиренеев и подавить их сопротивление.

Когда Тассилон наконец появился с отрядом вооруженных всадников, он, облаченный в красную мантию, вразвалку прошел между рядами личной охраны Пипина. Тусклые темно-красные накидки солдат, насквозь промоченные дождем, походили на мешки для фруктов. Карл, стоя за спиной Пипина, никогда прежде не замечал, как нелепо выглядит охрана в этой форме, копирующей форму римлян. Но Тассилон острым взглядом сразу охватил и форму, и временные бараки франкского войска. У него тоже имелся свой план, весьма отличавшийся от плана Пипина.

Тассилон приветствовал своего дядю-короля и, извинившись, ответил отказом на приглашение к пиршественному столу, прямо заявив, что прибыл, следуя своему долгу, несмотря на то что слишком болен, чтобы участвовать в карательной экспедиции франков. Красивый и красноречивый, Тассилон совсем не напоминал больного человека.

– Моя искренняя добрая воля, – заключил он, – будет сопровождать вашу милость по дорогам войны или мира.

Пипин по своей привычке подумал, прежде чем ответить.