Похоже, ей понравился «Крекер-баррел», который посетил сегодня дважды, один раз на обед, а другой на ужин несколько часов назад. После еды она тусовалась в мотеле в Вирджинии к западу от округа Колумбия, недалеко от межштатной автомагистрали 66. Дядя Дэнни предоставил всю необходимую информацию. Ей было тридцать четыре года, она была любовницей Александра Зорина, стареющего бывшего офицера КГБ, ныне живущего на юге Сибири. Судя по всему, неделю назад никто не обращал на Зорина особого внимания. Затем что-то напугало и русских, и дядю Дэнни, достаточно того, что Люка отправили гончим, а Коттона Мэлоуна отправили за границу в качестве разводчика.

«Только не заставляйся», — сказал ему президент. «Останься с ней. Куда бы она ни пошла. Сможете ли вы справиться с этим?»

Их отношения были в лучшем случае напряженными, но он должен был признать, что его дядя действительно знал, как управлять делами. Страна будет скучать по нему, как Люк будет скучать по своей прежней работе. Он не ожидал встречи с Управлением военной разведки. После окончания средней школы, избежания колледжа и службы в армии, он наконец нашел дом в Билле.

К сожалению, теперь этого не было.

Он был на милю позади своей цели, обеспечивая широкий проход, так как на межштатной автомагистрали было мало машин, а зимняя ночь была ясной и спокойной. Полчаса назад он наблюдал за мотелем, когда Аня с топором внезапно появилась и уехала, поехав на запад, в Вирджинию. Теперь они были около Манассаса, и она подавала сигнал к выходу. Он последовал его примеру и подошел к концу съезда после того, как она свернула на юг по двухполосной сельской дороге. Ему пришлось бы позволить большему разрыву образоваться здесь между ними, поскольку не было нигде отвлекающих факторов, которые предлагала межгосударственная автомагистраль.

Куда она направлялась посреди чертовой ночи?

Топором?

Он подумал о том, чтобы позвонить дяде Дэнни и разбудить его. Ему дали прямой номер телефона и приказали немедленно сообщать обо всем, но все, что они сделали до сих пор, — это поездка за город.

Аня, находившаяся в полумиле впереди, снова повернулась.

Машины не ехали ни в одном направлении, пейзаж был черным как смоль, насколько он мог видеть, поэтому он выключил фары и приблизился к месту, где машина свернула с шоссе.

Он был за рулем своей гордости и радости. Серебряный Мустанг 1967 года, подарок самому себе, когда он еще служил в армии. Он спрятал его в гараже, примыкающем к его квартире в Вашингтоне, — одной из немногих вещей, которые он действительно ценил. Он любил водить машину во время простоя Стефани Нелле требовала, чтобы все агенты Magellan Billet приезжали каждые четыре недели. Он заплатил за нее почти 25000 долларов от парня, отчаянно нуждавшегося в наличных, — выгодная сделка с учетом того, что взимали на открытом рынке. Он был в отличном состоянии с четырехступенчатой ​​механической коробкой передач и усиленным V-8 мощностью 320 л.с. Не самое лучшее по топливу, но эта штука была построена для удовольствия, когда бензин стоил двадцать пять центов за галлон.

Он увидел подъездную дорожку, обрамленную с обеих сторон тяжелыми каменными колоннами, увенчанными аркой из кованого железа. Железные ворота свисали с перекосом, дорожка за ними вымощена и вела к темным деревьям. Он никак не мог въехать, так как понятия не имел, как далеко простирается тропа и что его ждет. Лучше было использовать ноги, поэтому он свернул на проезжую часть, прошел через подъезд и припарковался среди деревьев, не зажигая фары. Он выскользнул из «мустанга» и тихо закрыл дверь. Ночь была холодной, но не леденящей до костей. Среднеатлантические государства наслаждались нехарактерно мягкой зимой, сильные снегопады последних лет пока их обходят стороной. На нем были брюки из толстого шнура и свитер, а также утепленная куртка и перчатки, а его «Беретта» от Magellan Billet была заправлена ​​в наплечную кобуру. У него не было фонарика, но зато у него был сотовый телефон, который мог бы сработать в крайнем случае. Однако он убедился, что телефон не работает.

Он побежал вперед.

Дорога была всего в паре сотен ярдов и вела к черному остову беспорядочного двухэтажного дома с крыльями, пристройками и хозяйственными постройками. Слева от него раскинулось травянистое поле, окоченевшее от холода. Движение привлекло его внимание, и он проследил за силуэтом совы, летящей над полем. Он слишком отчетливо помнил их по тем временам, когда рос в сельской местности Теннесси. Звезды, острые, как иглы, усеивали черное бархатное небо, и только четверть луны оживляла небеса. Он заметил машину, припаркованную перед домом, луч фонарика возле входной двери. Он задавался вопросом, кто здесь живет, поскольку не было ни имени, ни почтового ящика, ни чего-либо, что могло бы указывать на адрес.

Он держался за деревья и извилистой тропинкой, минуя заросли ежевики. Холод пробежал по его коже, но волна напряжения и нарастающего предвкушения заставила его вспотеть. Он насчитал более тридцати 16-оконных стеклопакетов по фасаду. Нигде не горел свет. Он услышал стук, как металл о металл, затем стук дерева. Он прислонился к дереву и выглянул из-за его ствола, увидев, что луч фонарика в пятидесяти ярдах от него исчезает в доме. Он задумался о том, что входил в дом, и, подойдя ближе, понял, что дом был заброшенным и заброшенным. Снаружи он выглядел в викторианском стиле, большая часть обшивки оставалась нетронутой, стены покрыты плесенью и вымыты погодой. Несколько окон первого этажа были обшиты фанерой, окна верхнего этажа были открыты. Сорняки и кусты усеяли его основание, как будто уже давно никто не уделял этому месту особого внимания.

Он обязательно хотел бы знать, кому это принадлежит. И почему русский гражданин приехал сюда посреди ночи? Единственный способ узнать это, поэтому он вышел из рощи на краю проезжей части и подошел к входной двери, где двери с толстыми панелями были взломаны.

Он нашел свою беретту и схватился за оружие, затем вошел, осторожно шагая. Он стоял в просторном холле, ковер все еще покрыл пол. Осталось несколько предметов мебели. Лестница вела вверх, а открытые двери вели в соседние комнаты, где висели оконные рамы. Краска отслаивалась, штукатурка рассыпалась, на обоях было слишком много мест, чтобы их сосчитать, элементы медленно восстанавливали то, что когда-то принадлежало им.

Впереди тянулся коридор.

Он слушал, чувствуя себя так, как будто он стоит в гробнице.

Потом звук.

Стук.

С первого этажа.

В пятидесяти футах впереди в коридоре появились лучи света.

Он прокрался вперед, используя суматоху