– Хорошо же, пусть так! – не унималась Очи. – Но за что винить Ал-Аштару?!

– Твой проступок – отступление от запрета. Царевна же не слово мое нарушила, а призвание упустила. Скажи, Ал-Аштара: ты видела там царя?

Если б не ветер, стало б смертельно тихо после этих слов. На миг возникло во мне удивление: откуда она знает? Но я тут же поняла: Камка всегда знает все. И спокойно ответила:

– Да.

– Он напомнить тебе пришел о том, кто ты. Но ты и тогда не остановила Очи. Ты у него жертву отняла. Теперь только он может тебя судить.

Девы молчали, молчала и Очи. Я же пыталась, но все еще не могла вобрать в ум, что говорила мне Камка. Вновь перед внутренним взором увидала царя, как он, вцепившись в шею козы, с ней покатился. И тут поняла: хищник не из гордости или злости убивает, он забирает то, что ему предназначено. Единая жизнь всего вокруг, Бело-Синее, что растворено во всем, перетекает в него из жертвы, – так нить жизни продлевается от начала начал. Очи же шла на охоту из гордости. Это не ее была жертва, и нить жизни ее стрелою оборвалась.

– Скажи, что мне сделать? – спросила я тогда Камку.

– Вернись и отдай царю его жертву. Если примет, станешь снова вождем. А не примет, себя ему вместо козы отдашь.

Странной радостью наполнилось мое сердце от этих слов. Без промедления я принялась собирать куски мяса в шкуру. Но тут Очи снова крикнула:

– Я с нею пойду!

– Твое наказание будет другое.

– Я пойду с Ал-Аштарой.

Не ответила Камка. Девы тоже решились за меня вступиться: стали говорить, что ночью будет пурга, но Камка будто не слышала. И я не ждала от нее ничего. Собрав мясо, обшарив каждый камень, я завязала шкуру, насадила на прут, и, вдвоем взявшись, мы с Очи отправились в горы.

Снег уже сыпал над лесом. Теперь я шла впереди, Очи будто не поспевала за мной. Мясо казалось тяжелей, или от воды набухло, или это тяжесть наказания легла на нас.

– Аштара! Давай остановимся, – стала звать Очи. Но я спешила и не оборачивалась. – Ал-Аштара, погоди! Буря уже легла на те горы. Мы не взяли с собой ни шкур, ни накидок. Не пойдем сегодня туда, царь и тот не сунется сейчас. Надо завтра идти, как уляжется ветер и снег будет свежий. Я выслежу его и поднесу жертву. А сейчас давай переночуем в лесу, глубже уйдем, я покажу место, мать не найдет.

Но я не дала ей договорить:

– Нет. Все твои слова верны, но я не могу так поступить. Ты оставайся, Очи. Не твоя это доля.

И, подхватив шест, потащила волоком. Но Очи меня догнала, и мы снова пошли вместе.

Наконец вышли к обрыву – и черно-белая мгла предстала пред нами. Сам воздух, казалось, кипел и клубился, ни гор, ни реки не было видно, лишь ветер ревел и хлестал. Тропа, по которой спускались к реке, еле заметная днем, исчезла вовсе. Мы стояли перед обрывом, и вокруг нас была чернота и отсутствие жизни.

– Царевна, повернем! – долетели до меня вновь слова Очи. – Мы только замерзнем и даже дороги не найдем на ту осыпь. Сейчас там не поднимешься, Ал-Аштара!

Я сама понимала, что идти туда – верная смерть. А жизнь моя моей не была – я ее несла на суд царю и не могла просто так кинуть в бурю. Еле держась на ветру, пыталась понять, как поступить. Страха, смятения не было. И вдруг мне стало ясно, где сейчас ждет царь.

– Мы не пойдем туда, – сказала я. – Его нет на горе. Там – место охоты.

– Правильно! – обрадовалась Очи. – Он теперь спит в берлоге. И мы пойдем спать. Завтра найдем его по свежему следу.

– Нет, мы сейчас должны вернуть жертву. Я знаю, куда идти.

А я и правда твердо это знала. Потому не вниз стала спускаться, а пошла вверх, вдоль по обрыву. Очи – за мной. Хоть ни разу не была в этих местах, я словно внутренним взором видела, куда направляться.

Мы поднялись на каменистую плешь – пустое широкое место. Каменный язык спускался с горы, и снег заметал острые валуны. Через бурю я различала отвесные утесы. Они стояли поодаль, неприступные, как стены, за которыми начинается чертог Бело-Синего, и каменный язык вытекал между ними.

– Нам туда! – махнула я вперед и хотела идти быстрее, потому что радостью застучало сердце. Но Очи вдруг бросила шест:

– Нет! Нет, Аштара, туда нельзя! Камка говорила, здесь вход в мир алчных духов. Я туда не пойду, и ты не ходи.

– Но царь зовет меня!

– Это верная смерть! Духи тебя манят!

– Почему? Почему так решила Камка? – Я была в отчаянии: всего шаг отделял меня от искупления, а мне не давали его совершить.

– Она знает: здесь тропа в нижний мир.

Страх остановил нас. Я проследила вновь каменную дорогу, заносимую снегом. Как стражи, стояли утесы. Но духов я не видела, только снег и ветер.

– Я пойду, Очи, – сказала я твердо. – Если царь зовет меня в нижний мир, пусть будет так. Тебе же опять говорю: возвращайся.

И пошла, волоча мешок с мясом. Очи, ничего не сказав, догнала меня снова.

Наш путь был неблизок. Утесы оказались могучими горами. Долго, мучительно долго мы шли по камням, падая от ветра и снега, а они все нарастали и нарастали. И вот, подойдя к ним вплотную, мы оказались как бы перед границей: между скалами не задувал ветер, и камни лежали черные, без снега, словно мы стояли у входа в пещеру. Я застыла, не зная, идти ли дальше. «Царь ходит, не оставляя следов», – вспомнилось присловье охотников. Значит, для него это место: даже зимой он здесь следов не оставит. Подумав так, я хотела уже сделать шаг, но вдруг ко мне подскочила Очи, схватила за локоть и дико крикнула:

– Слышишь?

Из темноты, нарастая, вдруг пошел жуткий гул. Низкий, рокочущий, он начинался тихо, но рождал ужас, от него камни принимались дрожать и двигаться, потом становился все громче, поднимался и рос, после уже и свистел, и визжал, и словно бы хохотал над нами… Мы переглянулись: духов по-прежнему не видели, но кто еще мог издать эти звуки?

– Хорошо, – кивнула я, – буду звать царя отсюда.

И стала разворачивать шкуру. Она промерзла, мясо слиплось. Я откалывала куски ножом. Потом, разложив на камнях, взяла голову козы и пошла с ней в проход.

– Царь! – крикнула я что было мочи, чтобы перекричать ветер. – Царь, это я! Я пришла вернуть тебе твою добычу! Чтобы нить жизни не обрывалась! Я осознала ошибку, царь! Приди и суди меня!

И кинула козью голову. Ветер унес звук удара, и я не увидела, куда она упала. Подождала, но никакого знака не давали ни духи, ни царь. Тогда вернулась и стала кидать в проход куски мяса, пока не раскидала все. Потом снова стала слушать и ждать.

– Он молчит, Ал-Аштара? – спросила Очи, подойдя ко мне очень близко, почти прижавшись. Она уже вся промерзла, тряслась, как в припадке.