Макс стоял, запихнув руки в карманы. Вид у него был настороженный.

– Вы что, в самом деле ведете художественный класс?

– А вы наверняка представляли меня другим? – засмеялся Тейт.

На нем были черные джинсы, конверсы и футболка со знаменитой машиной времени «Тардис» и словами: «Доверяй мне, я Доктор»[2].

– Сам не знаю, – покачал головой Макс.

– Не вы первый, – примирительно махнул рукой Тейт.

Он прошел мимо Макса. По правде говоря, его хромота не так уж сильно бросалась в глаза.

– Пока не пришла следующая группа, у нас есть немного времени, – сказал Тейт. – Расскажите мне о своем искусстве.

– Что? – не понял Макс, посчитав вопрос шуткой.

Тейт снова улыбнулся. Он сел на вращающийся стул, уперев трость себе в бок.

– Давно вы рисуете? Или новичок? В какой технике предпочитаете работать? Живопись маслом, карандаш, уголь? Рассказывайте, не стесняйтесь.

За высокими двустворчатыми окнами белело заснеженное пространство. Максу было удобнее говорить, глядя туда, а не на Тейта.

– Мне нравятся краски. Такие, которые пахнут. Мальчишкой я рисовал. Не кистью. Баллончиками. Любил рисовать машины, причем с детальной прорисовкой. Копам мои граффити почему-то не нравились. Несколько раз ловили меня прямо на «месте творчества».

Тейт улыбался и кивал:

– Стало быть, у вас уверенная рука и вы любите цвет.

– Выходит, что так.

Заметив, что Макс до сих пор стоит, Тейт предложил ему сесть.

– Скажите, а какой цели вы собираетесь достичь, занимаясь в художественном классе?

Макс невесело рассмеялся:

– Совсем простой. Хочу, чтобы док удовлетворился и оставил меня в покое.

Тейт хмыкнул:

– Как говорят, я вас услышал. Но творчество требует вашего искреннего желания, иначе оно не принесет вам желаемых результатов. Я знаю: доктор Уоттс где-то решил за вас. Знаю причины, толкнувшие его на такое решение. Но мне важно ваше намерение. Творчество – шанс. Каким он вам видится?

Макс обвел глазами просторный зал, заставленный мольбертами и столами, где громоздились вазы с кистями, валялись тряпки, пестрые от разноцветных пятен, лежали листы ватмана. Вид художественного класса почему-то его воодушевил. Это не было безудержной радостью, но Макс ощутил душевный подъем, которого не испытывал очень давно.

– Я хочу попытаться… полнее выразить себя. Самовыражение мне необходимо, поскольку хочу стать… лучше, чем я сейчас.

Оглянувшись на Тейта, Макс увидел широченную улыбку.

– Мне понравились ваши слова, – тихо сказал Тейт.

Макс тоже улыбнулся:

– И когда мы начнем?

* * *

Они начали на следующий же день.

Утром Макс не залежался в постели, а вскочил на пять минут раньше расписания. Ночью он дважды просыпался от кошмарных снов, однако они не испортили ему утра. Макс думал о скорой встрече с Тейтом. Нельзя сказать, чтобы он буквально рвался в художественный класс, но ему очень хотелось взять в руки кисть (баллончиков у Тейта не было).

Тейт приветствовал его крепким рукопожатием. Сегодня на преподавателе была другая футболка: под изображением Леонарда Нимоя[3]красовалась фраза: «Спок слушает». Максу на мгновение подумалось, что Тейт нуждается в сеансах Эллиота даже больше, чем он сам.

– Я взял на себя смелость и установил вам мольберт. – Тейт подвел Макса к большому треножнику. – Осталось лишь выяснить: вы хотите работать на холсте? Или начнете с чего-нибудь помельче?

Вопрос заставил Макса призадуматься. В детстве он рисовал исключительно на кирпичных, бетонных и металлических поверхностях.

– Холст, – ответил Макс. – Есть такой девиз: «Нацеливайся на успех или вообще не начинай».

– Замечательно. – Тейт одобрительно похлопал его по плечу.

Тейт помог ему натянуть холст на подрамник, предложив работать акриловыми красками. Макс не возражал. Он уселся на вращающийся стул и стал думать о том, что́ собирается выразить в своем рисунке. Легко сказать: «выражай себя», но с чего начать? За последние два года он почти полностью выжал из себя все вдохновение. В зале находились еще двое пациентов. Один трудился над холстом, второй делал набросок на бумаге. Оба работали как заведенные. Макс двадцать минут просидел перед мольбертом, не сделав ни единого мазка. Тейт снова подошел к нему.

– Трудно начать? – спросил он, опираясь на трость.

Макс пожал плечами и припал к пластиковой бутылке с минеральной водой.

– Попробую вам помочь. Скажите, а в прошлом где именно вы рисовали? Вы были один или с кем-то?

Макс непроизвольно запустил руку в волосы.

– В такие классы я не ходил. Рисовал или на улицах, или в автомастерской отца. Отец иногда смотрел, как я рисую. Чаще я был с моим лучшим другом.

– А у вас было то, что я называю… заведенным порядком вещей?

– Что? – не понял Макс.

Тейт терпеливо улыбнулся:

– Допустим, когда вы рисовали, вы надевали одну и ту же рубашку, одни и те же ботинки и перчатки. У вас была любимая кисть или другой инструмент. Вы работали в тишине или под музыку. Все это и составляет порядок вещей.

В мозгу Макса вспыхнула лампочка. Он понял! Он вспомнил.

– Тишины в мастерской не было. Отец запускал рок-музыку. А на улице я слушал свой айпод.

– Подождите, я сейчас, – улыбнулся Тейт и быстро, насколько позволяла хромота, вышел из зала.

Через несколько минут, проведенных Максом в полном изумлении, Тейт вернулся, держа в руке айпод, с которого свисали белые пуговки наушников.

– Мои музыкальные вкусы, скорее всего, не подходят под категорию рок-музыки, – признался Тейт. – Рок-музыкой у меня увлекается брат. Но если вы назовете мне ваши любимые группы и сольных исполнителей, мы с вами вместе составим плей-лист. – Тейт протянул айпод Максу: – Берите. Слушайте. Возможно, музыка вас вдохновит.

Макс взял айпод, продолжая глядеть на Тейта. Сейчас ему было не до музыки. Он вдруг понял, почему что-то в облике Тейта показалось ему таким знакомым. Рост, телосложение и в особенности улыбка.

– Мур, – прошептал он. – Будь я проклят, если вы не брат Райли! Как я сразу не догадался? Военный врач, герой войны!